Історія подана мовою оригіналy

Война коснулась семьи Яны Нагорной с первых дней военного конфликта – пропала ее свекровь. До сих пор с ней нет связи. Начались проблемы со здоровьем ребенка. В моменты сильных обстрелов прятались в подвале, и бывало, что кушать было нечего.

 Началом войны стал момент захвата Славянска. Муж на тот момент там работал, но были перекрыты дороги, и он не мог ездить на работу. Если он уезжал, то попадал под обстрелы, он прятался у знакомых и друзей, оставался у них ночевать. Поэтому для нас все началось с первого дня.

Потом, 5 мая 2014 года у меня пропала свекровь.

Она работала в магазине на БЗС [Прим. ред.: комплекс магазинов на трассе Харьков – Довжанский, расположенный рядом со Славянском]. С тех пор мама на связь не выходит. Война нас действительно затронула.

В нашем городе, Николаевке, боевые действия начались 2 июля 2014 года. Я была на работе, все слышала и видела. Мы с мужем и ребенком прятались в подвале нашего дома. Мы никуда не уезжали. Да и куда-то ехать было страшно. Неизвестно, куда бежать и с какой стороны ждать опасность.

Кроме того, что у нас пропала свекровь, после войны у ребёнка начались психические расстройства. Я не знаю, связано это или нет, но после этого нам поставили диагноз аутизм. Мы с мужем не были расписаны, 11 июля мы планировали свадьбу. И, соответственно, её не было.

Именно в тот момент, когда были бои, мы прятались в подвале, питаться было нечем. Мы жили на первом этаже и спускались в подвал. И когда более-менее наступало затишье, муж бегал домой, приносил еду, и мы кормили всех, кто был в подвале. Там были и старики, и дети, и животные.

Когда мы вышли из подвала, у нас не было воды, не было света. Слава Богу, в нашем доме был газ. Поначалу мы использовали дождевую воду.

Каждое утро шёл дождь, и мы собирали эту воду. В ней мы мылись, мыли посуду, как-то стирали. Поскольку не было света, все, что было в морозилке, начало портиться. Магазины были закрыты. Мы питались тем, что было в холодильнике, что ещё не пришло в негодность.

Потом, спустя где-то неделю, нам начали привозить воду. В определённых точках города стояли большие баки: была техническая вода и питьевая вода. В нашем ДК [Прим.: Дворце культуры] был пункт, где можно было зарядить телефоны и получить какую-то помощь. Позже все потихоньку наладилось.

Мечтаю о том, чтобы мир был на земле, чтобы всё наладилось. Хотелось бы, конечно, чтобы нашлась наша мама, чтобы она была живая. У нас нет никакой информации. Написали заявление в прокуратуре, следователь с нами постоянно держит связь. Муж сдаёт кровь на анализ ДНК, если будут поиски. Мы держим связь с Красным Крестом, они нам помогают психологически, была и финансовая помощь. Но информации про маму нет никакой.

Из-за войны изменилось отношение к жизни. Мы стали больше ее ценить, стали любить и ценить близких. Я помню, как родственники бегали по подвалам и спрашивали, есть ли там их сын или дочь. Помню, как меня искали родители и переживали. Помню, как мы вышли из подвала и не знали, есть война или нет, потому что связи не было. Мы сидели в подвале полтора суток и не знали, что происходит. Кто-то прибегал, говорил, что разбомбленный дом на ул. Мира, 11. Кто-то говорил, что нет участка управления, а там были наши родственники. Мы научились ценить то, что имеем.

Когда была гуманитарная помощь, мы получали ее на ребенка. Нам давали водичку, памперсы, носочки, колбасу, сгущенку. Тогда это была поддержка, та же питьевая вода очень ценилась. Была радость, что нас не забыли.