Історію подано мовою оригіналу

Дмитрий сам воспитывает сына с инвалидностью и еле сводит концы с концами. Переживает, что ребенок, как и его сверстники, учится онлайн и лишен живого общения 

Мне 44 года, сыну 11 лет. Мамы у него нет, она умерла. Я один воспитываю ребенка. Мы живем в городе Белозерское Донецкой области, недалеко от фронта. 

В первый день большого вторжения россиян была паника. Мне работу пришлось бросить. Чесно скажу, нелегко пришлось там, куда мы уехали. На работу не берут нигде, хотя интернет пишет массу всякой информации. Никто нас никуда не брал. 

У меня в гараже есть скважина. Пусть вода там техническая, но для каких-то целей ее можно было использовать. Нам давали гуманитарную помощь. Когда я был в Черкасской области, то у видел, что у людей есть газ, а у нас, в Добропольском районе, газа не было. С электричеством были перебои. Были природные катаклизмы, отключали свет глобально везде.  

Я с ребенком жил там в деревне. Люди там хорошие, нас приняли хорошо. Нам там давали очень хорошую гуманитарную помощь. Мой ребенок не просто полусирота, а еще инвалид. 

Я не знаю, как можно прожить на выплату ВПО. На работу, куда я ходил устраиваться, меня нигде не брали, потому что я из Донецкой области. 

Единственный человек, который меня там взял, это частный предприниматель. Он занимается продажей мяса, взял меня помощником. Я ему помогал разделывать тушки. 

Не знаю, как мне быть дальше. Ребенку 10 лет - его нужно как-то дальше растить, кормить. В Донецкой области все дети не ходят в школу, а сидят закрытые за компьютерами.  По телевизору научить их чему-то тяжело. Социального общения у них нет. Они никак не развиваются, шарахаются, боятся всех выстрелов, летающих самолетов. При любом шорохе сын бежит в коридор и прячется. Я считаю, что это ненормально. 

Я живу одним днем. Проснулся, сходил на работу, заработал деньги - и хорошо. Больше нет никакого будущего ни у меня, ни у ребенка.