Історія подана мовою оригіналy

Нина Владиславовна с большим трудом уговорила родителей выехать из-под обстрелов. Недавно они с мужем наведывались в родное село и видели, что их дома уже непригодны для жилья

Я из Донецкой области, из Волновахского района. У нас две семьи: отец и мать, а также я с мужем и детьми. Сама я родом из Киевской области. Все предки отца жили в Мариуполе, в Ялте. Мама у меня русская. Отец был военослужащим. Нас в семье двое: сестра старшая и я. Когда папа вышел на пенсию, мы в начале 90-х переехали в Донецкую область. Там я закончила школу, поступила в Донецкий госуниверситет. Работала в госадминистрации. Потом перехала обратно в Киев. Познакомилась с мужем. Мы усыновили двух деток. У нас была квартира. Мы брали ипотеку, выплатили, купили машину. Все было хорошо. 

Когда в 2014 году все это началось, я просила родителей переехать оттуда. У мамы глаукома, она слепая. Сказала, что не сможет уехать. Мы продали квартиру и переехали к родителям в 2019 году. Дети там пошли в первый класс. У старшего ребенка инклюзивное обучение. Ему необходима помощь специалиста. 

Когда началась полномасштабная война, мы с марта по конец апреля просидели в подвале. Пытались выехать оттуда, но родители не хотели нас отпускать. Было опасно, кругом были взрывы. А они сами не хотели оттуда выезжать, потому что там – вся их жизнь. 

Мы жили недалеко от школы. Рядом - поликлиника, магазины, вся инфрастуктура. Это поселек городского типа. Все было очень красиво. В центре только положили плитку, сделали дороги. У нас поликлиника была новая. 

Ночевали в подвале. Все не помещались, потому что он был старый. Муж оставался на улице, а я просила его заходить. Осколков насобирали больше чем полведра во дворе. И в порог прилетало. Сестра через огороды от нас жила. У нее тоже были повреждения.

С марта, когда начались боевые действия в Волновахе, мы все слышали. У нас пропал свет где-то в начале апреля, а выехали мы в конце апреля. Родителей смогли забрать только через пять дней. Мы все не помещались в машину, но они не очень-то хотели ехать. Были я с мужем, моя сестра и двое детей. Взяли только вещи первой необходимости. 

Мы сейчас в Кировоградской области. Живем в частном секторе. У нас тут родственников нет. Были знакомые родителей. Они вместе служили. Но мужчина умер, осталась одна женщина, уже пожилая. На оставшиеся у нас средства мы приобрели этот дом. Но он нотариально не оформлен, потому что не приватизирована земля. А сейчас, во время войны, земельные кадастры закрыты. Здесь условий никаких не было: ни туалета, ни отопления. Все пришлось делать с нуля. В кухне вообще земляной пол и дыры. Крысы, мыши без конца бегали в доме. 

Мы ездили домой в ноябре. У сестры дом практически разрушен. В нашем окон нет, двери выломаны, крыша частично пробита, внутри все мокрое. Конечно же, разворовано все. Там мыши бегают, все сгнило, заросло… Было прямое попадание в подвал. 

Родителей вывозили ребята, местные жители, под бомбежками - в редкие минуты, когда были перерывы между стрельбой. Мы обращались и к военным, и к волонтерам, и к ГСЧС. Нам говорили, что ходили к родителям, но они отказывались выезжать. На самом деле такого не было. Никто даже не заходил к ним.  Соседи выехали. У них место было в машине, но, как оказалось, сейчас такое время, когда каждый сам за себя. Все показали свою настоящую суть. 

Слава Богу, что сейчас мы все вместе на безопасной територии. Дома уже нет ни одного неразрушенного здания. Там торчат из земли большие снаряды, хвостовики от ракет. С марта и по сегодняшнее время там идут ожесточенные бои. Но эта территория до сих пор под ВСУ. 

Жаль, что мы живем в такое время. Нет возможности ребенку должным образом помочь с реабилитацией. Теряется год за годом. Мы пережили очень много. Это ужасно, когда нужно готовить еду, а нет света, газа. У нас дома была печка, мы топили углем. Газа не было, была электропечь. Мы готовили на костре лепешки. Бегали в укрытие, слушали, куда летит, и прятались. Кто этого не прочувствовал и не пережил, просто не поймет. Люди уже различали, из чего стреляют и куда. Некоторые там так и живут в укрытиях. Еще несколько человек из местных там остались. К этому привыкнуть,  мне кажется, невозможно, но люди привыкают… Или им некуда ехать, или же просто не хотят оттуда уходить. Но целого там уже ничего нет.