Історію подано мовою оригіналу

У Натальи трое детей, но из Николаева выехал только старший сын после побега из рашистского плена. Наталья с двумя младшими дочерьми не может выехать из Николаева из-за маломобильной мамы

Накануне войны все мои дети были в Херсоне, а я – дома, в Николаеве. В пять утра что-то бахнуло. Никто не ждал и не думал, что такое будет. Это был страх и ужас. Очень плохо мы все это перенесли. Младшую дочку я успела забрать из Херсона в тот же день, 24 февраля, а среднюю и маму тогда не успела забрать. Мы их только недавно вывезли за большие деньги. 

Мы на некоторое время выезжали в Николаевскую область, но вернулись. Пока не можем выехать, потому что мама – инвалид, неходячая. Младшей дочке пять лет, средней - 18.

Сын работал в Чернобаевке в то время. 24 февраля он остался на работе и ждал зарплату. Я ему говорила, чтобы выезжал оттуда, но он сказал, что все хорошо. В итоге попал в плен. Две недели не выходил на связь. Потом позвонил и сказал, что пока живой, и чтоб я не переживала. Тогда Чернобаевку сильно бомбили каждый день. 

У сына все забрали, даже трусы и носки. Ребенка моего оставили голого и держали в подвале з закрытыми глазами, со связанными руками. Он не захотел куда-то писать, жаловаться. 

Он сбежал оттуда, когда оккупанты забыли закрыть сарай. Там сидели пятеро, а сбежали они вдвоем – голые и босые. Добрались пешком из Чернобаевки до Херсона, и мой сын остался жив. 

А так – не знаю, что с ним могло быть. Я поседела за эти дни. Врагу не пожелаю такого: матери потерять родного человека… Это нелюди какие-то. 

Мы вообще без воды сидели. Когда в Херсоне были мама с дочкой, у них ни лекарств не было, ни еды – вообще ничего. Гуманитарная помощь им не поступала. Сейчас у нас тоже нет воды, но есть родник. Там хоть какая-то водичка. Пить ее можно и готовить на ней кушать. А в кране у нас вода плохая. 

Мы молились Богу, чтоб остаться живыми и здоровыми. Каждую ночь – стрельба, каждую ночь - такие звуки, что стены лопаются в домах. Каждую ночь я хватала ребенка и бежала непонятно куда. Думала: то ли в туалет, то ли в коридор прятаться?» Самое страшное, когда ребенок тебе говорит: «Я не хочу умирать». 

Очень трудно с работой, но я через пятые руки, через знакомых на работу устраиваюсь. В город я выехать не могу, я в районе нахожусь. У нас тут маленький райончик, где очень много переселенцев. 

Страдаем. Стреляют, дети боятся. Бегаем по бомбоубежищам, сами никуда пока не эвакуировались. Старшего сына после побега из плена эвакуировали в Польшу. Средняя дочка была в Херсоне с мамой, и они еле выехали. Не пострадали, но было страшно. Берегу детей, берегу маму. Дом наш разбили, живем на квартире.

Это тянется бесконечно. Очень бы хотелось, чтоб быстрее все закончилось, как страшный сон, и можно было забыть об этой войне. Хотя, конечно, оно не забудется. Хочется, чтоб быстрее закончилась война, но я сомневаюсь. Новости читаю – волосы дыбом становятся. Какое тут будущее? Школы не работают. Никакого будущего у детей.