Історію подано мовою оригіналу
Ковровые бомбардировки Мариуполя оставили тяжелый след на психике людей, которые это пережили. Особенно пострадали дети
Я узнала о начале войны прямо перед работой. Мне надо было еще немного приготовиться к уроку, а в чате учительском спрашивали, что делать: идти на работу, или нет.
Мы жили не на Восточном, откуда могла россия прийти, а на другом конце Мариуполя. Когда я поняла, что страшное что-то происходит, была уверена, что Мариуполь выстоит – ведь в 2014 году он выстоял. Нам по радио и по телевизору твердили, что ситуация под контролем. Особо эвакуации не было. Говорили, что есть поезда, но уже на второй или третий день в Волновахе уже были русские. В ту сторону уже никак нельзя было на поезде уехать, только автомобильным путем. И все равно мы думали, что все обойдется, восстановится ситуация, стабилизируется - не надо никуда ехать.
Вскоре в городе пропал свет, отопление, связь. Все резко произошло. Мы не успели сориентироваться, как уже были в эпицентре событий.
Почти сразу перестали работать в магазины. Мы всегда запасались картошкой на зиму - это и спасло. Надо было обогреть детей, успокоить, объяснить, что в коридоре безопаснее, чем в комнате. Они и в коридоре спать боялись. Трудно было сохранять силу духа и не впадать в панику, потому что от меня зависят жизни детей. Это было самым сложным, приходилось отключать эмоции.
Все это время нас как будто Божья сила вела и оберегала. За водой мы сначала ходили за пару километров от дома, в баклажках носили. В последние дни февраля или первые дни марта сливали из труб воду. Когда она и там закончилась, собирали ту, которая стекала по водосточным трубам, кипятили, отстаивали, пытались на этой воде готовить, пока газ был.
Потом начало слишком летать возле нашего дома. Мы жили на шестом этаже, страшно было, и я пошла искать бомбоубежище. Встретила знакомую, которая жила в своем доме рядом с колодцем был. С этого момента гуманитарную катастрофу, слава Богу, я не ощутила. Хотя был очень большой страх, потому что мой ребенок диабетик, н зависит от уколов и режима питания.
Слава Богу, находились добрые люди, которые приносили конфеты ребенку, сладкое, крупы какие-то, макароны. В колодце вода была всегда, дрова, во дворе мы не под пулями на мангале готовили.
Слава Богу, находилась еда. Я знаю рассказы других людей, которые с детьми голодали в подвале.
Шокировало, когда идешь по улице в поисках связи, а вокруг части тел лежат, и уже не один день, не два, а неделю или дней десять, и никто их не убирает. Когда по обочинам - могилы вручную закопанных людей, когда рассказывают, что кто-то пошел искать связь и не вернулся, потому что прилетело.
Эти все события отразились на нас. Мы теперь запуганы, боимся грома и резких звуков: как машина громко где-то бахнула, подпрыгнула через кочку. Мы боимся высоток теперь. Жить на высоком этаже – это не боязнь высоты, это боязнь того, что прилетит в дом на высокий этаж.
Мы дочери даже психолога нанимали, потому что было страшно ей. От таких звуков она не знала, куда себя деть, не слышала никаких логических доводов. Я даже не уверена, проработала она эти страхи или нет. Слава Богу, мои родственники все живы, целы руки-ноги, все дышим.
Поначалу, когда выехали, были как оторванные растения без корней, будто зависли в воздухе, во времени, в пространстве - как зомби, не понимающие, что происходит, почему это с нами, почему у нас все забрали. «Освободили» нас от жизни, от работы, кого-то от родственников «освободили». Сейчас я уже отошла, восстановилась более-менее.
В начале марта мы увидели людей с белыми флагами, которые на машинах пытались выезжать. Их всех возвращали, невозможно было выехать. Потом была блокада новостная: не работали ни радио, ни интернет, ни связь, ни с кем нельзя было связаться месяц. Мы не знали, в каком состоянии Украина: может, все разбомбили.
Когда ты живешь в аду, кажется, что ад кругом. Мы даже бросили мысли, что можно куда-то выехать, что вообще есть где-то безопасное место. Кажется, что везде опасно.
Мы даже почти смирились с тем, что нам надо все время прятаться или искать пути выживания в таком ужасе. Потом ко мне кум заехал - он знал, где мы прячемся. Сказал, что они в Урзуф выехали, позвал с собой. Так он нас подтолкнул к решениям. Мы взяли детям какие-то вещи, обувь - все что было на нас, кошечку нашу забрали. В итоге вся машина была полная. Она в гараже каким-то чудом уцелела. Маленькая «Славута» – наша боевая подруга, она вывезла нас в Урзуф, и там оказалась связь.
Какая радость была - услышать родственников! Но связь была на один день, там тут же русские все обрубили. Мы десять дней опять были без связи и не знали, можно ли ехать через Бердянск, выехать как-то через Запорожье. Но за это время мы отмылись, отогрелись, и услышали, что где-то на бугре, на трассе ловит связь. Это было 2 апреля. Мы поехали туда, позвонили сестре в Киев, и она сказала, что завтра, 3 апреля, будет коридор и будут автобусы. Можно присоединиться к этой колонне на машине. Надо ехать, потому что неизвестно, что будет послезавтра. Пока известно, надо ехать».
Мы собрались резко и поехали. Весь день добирались до Запорожья: с самого утра и до 12 ночи. Слава Богу, без всяких перестрелок и каких-то страшных историй на блокпостах. Они были через каждый километр.
У нас была «Славута» груженая, сверху - багажник, там были вещи, какая-то обувь. Нас было пять человек, у всех - сумки какие-то. Мы боялись, что начнут потрошить, и мы все обратно не запакуем. Слава Богу, нас не потрошили. На блокпостах надо было себя так вести, чтобы не вызвать никакой агрессии. Детям тяжело было, но все справились. Все как-то мобилизовались.
Мы частенько отставали от колонны, и было страшно ехать одной машиной среди поля, зная, что где-то на границе боевые действия. После Васильевки какой-то мост был разрушен. Мы примкнули к еще трем отставшим машинам. Объезжали по грунтовой дороге среди поля. Темнота, уже не видно ничего. Машины впереди остановились. Мы подумали, что заблудились. Стало очень страшно. Услышали, что бахает где-то выстрел, и рядышком - прилет.
Все водители выбежали, посоветовались. Погасили фары, чтобы не привлекать внимания. Увидели, что к нам идет военный с фонарем. Опять стало страшно, потому что до этого был блокпост русский, и мы не знали, где начинается Украина.
Этот военный подошел, заглянул в машину и говорит: «Вітаємо вас на українській землі». Боже, это была какая-то песня, а не слова! Счастье настоящее это слышать! Я расплакалась.
Я бы выскочила и его обняла, если б с той тороны сидела. Он сказал, что МЧСники сейчас вытянут из грязи автобус, и мы поедем дальше: «Не волнуйтесь, вы же в Украине!» Это даже счастьем было не назвать: это был восторг, радость, какое-то возвышенное чувство и успокоение, что мы под защитой. Тут даже воздухом по-другому дышалось, это было неописуемо.
Наш дом в Мариуполе уцелел: там было два попадания, но не критичные, дом не будут сносить. В квартире выбиты окна. Мои родители собираются возвращаться в Мариуполь, когда туда придет Украина, восстанавливать жизнь дальше. Они уже в возрасте и зарабатывать на новую жизнь, на новую квартиру не видят возможности. А я пока в Киеве. Тут живет отец моих детей. Детям лучше в столице. Я пока в Мариуполь возвращаться не планирую, но все равно рассматриваю возможности там дальше жить в будущем. Сейчас там одни угольки стоят, все черное, разбитое. Там опасно. Я не хочу, чтобы у детей было детство с фотографиями на фоне обрушенных домов. Понимаю, что восстанавливать разрушения надо будет не пару лет а лет десять. Пока я вижу себя в Киеве.