Історію подано мовою оригіналу
Российский танк выстрелил прямо в дом Елены. Она выбралась из-под обломков с поврежденными барабанными перепонками, оглохла на одно ухо. Выбраться из Мариуполя ей помогли незнакомые люди
Я жила в Мариуполе в районе «ПортCity». В первый день было еще спокойно, только доносились тревожные новости, но все думали, что наши отобьются. Но все только усиливалось. Начались бомбежки.
Из танка выстрелили прямо мне в окно, снаряд прилетел в стену, и меня привалило обломками, камнями, рамами. Я оглохла на одно ухо. У меня порвались барабанные перепонки. На левом ухе все зажило, а на правом – нет. Потом мы сидели в подвале горящего дома. Его даже показывали по новостям.
Дочь моя находилась в Киеве, а я в Мариуполе была одна. Две недели подвала. У нас было во дворе одиннадцать трупов. Я должна была быть двенадцатой, но меня отпустили.
Было очень холодно, а подвал был такой: трубы и земля, там не было ни освещения, ни пола. Мы залезли туда, где проходили трубы отопления. Там невозможно было даже выпрямиться.
Дом горел, и потолок в подвале был теплым. Люди потихоньку расходились: кого-то увозили на машине, кто-то перебирался в более спокойные районы к родственникам.
26 числа был первый солнечный день, и я поняла, что если не уйду сегодня, то не уйду никогда - тут и останусь. Я была очень больна. Мы спали на земле, и у меня схватило поясницу. Уши совершено не слышат, а в голове все время отдается стук сердца. Я собрала два рюкзака вещей, причем эти вещи были очень странные. Я взяла коробку карандашей и семейные фотографии – такую мелочь, которую хочется запомнить - и пошла пешком. Мне подсказали, что от «ПортCity» иногда можно уехать. На украинскую сторону не выпускали.
Я подошла к «ПортCity», смотрю – стоит молодой парень спортивного вида, немножко бандитского. Оказалось – занимался боями без правил. Я подхожу – вся грязная, в копоти, но на мне норковая шуба. Говорю ему: «Вы меня не вывезете хотя бы в Бердянск?», а он ответил, что поедет в Бердянск, но ему еще нужно куда-то. А потом посмотрел на меня и сказал: «Садитесь». Повез меня сначала в Мангуш.
Мимо ехала техника российская, танки, артиллерия на платформах. По дороге на Мангуш везде были расстрелянные машины. Буквально за 50 метров справа – расстрелянные «Жигули», потом – дорогая машина, а дальше – белый КАМАЗ съехал «мордой» вниз, тоже расстрелянный. Каждые 100 метров справа и слева были такие машины.
Парень по дороге вспомнил, что у него нет документов на машину, и начал кому-то звонить. Оказалось, что его знакомые тоже выезжают на машине. Он – чужой человек, и меня передал тоже чужим людям. Денег с меня не взял никто. Ехали очень медленно и долго. Ночью приехали в Бердянск, там не было никакой связи. В доме культуры волонтеры принимали мариупольцев. Я еле шла. Очень болело все тело, особенно спина.
Город был не разбомбленный, тихий, освещенный, чистый – и ни одной живой души, ни одно окошко не светится, как будто Апокалипсис. Город мертвый.
В доме культуры было хорошо. Подвал был освещенный, с обогревателем. Мне дали два бутербродика маленьких, дали горячего попить. А я же вообще не ела ничего. Соорудили мне два бутербродика, дали горячего попить, отвели в подвал. Там были матрацы, одеяла. Я легла, а спина болит страшно. У меня было с собой 600 гривен. На карте деньги были, а наличкой – только 600 гривен. Я на следующий день пошла в аптеку, сказала, что мне надо что-то для спины. Мне дали какой-то перцовый крем. Я намазала им спину, налепила целлофан и легла. Пекло огнем, но на следующий день я смогла встать.
Говорили, что за городом к Бердянску подъезжают гуманитарные автобусы из Запорожья, но в город их не пускают, надо к ним идти. Я встала в шесть утра и пошла на автобус. Идти нужно было 12 километров, и все время в гору. Сначала был город, потом пригород, промзона, а дальше – поля. А потом я увидела эти автобусы. На подходе к автобусам стояли вооруженные буряты. Я глаза опустила и думаю: «Хоть бы он не прочел мои мысли». Прошла мимо, он меня не проверял.
Автобусы уже битком набиты. Их было 15, и в каждом автобусе – более ста человек. Места сидячего не было, и я сидела на полу.
Мы проехали более 20 блокпостов, но я уже в возрасте, меня не выводили, а молодежь на каждом посту выводили, проверяли наколки, у некоторых забирали телефоны. А лично меня не трогали. Доехали мы до Васильевки, переехали на нашу сторону. Начинало вечереть. Нам сказали: «Дальше пока не едем. Впереди – бой, мост разрушен, надо будет объезжать». И тут полторы тысячи человек вышли из автобусов. Всю дорогу мы не выходили, захотели в туалет. А нам бойцы наши сказали с дороги не сходить ни шагу, потому что тут мины. И вот – картина: женщины, мужчины, дети, молодые, старые… Еще светло, а мы все у дороги оправлялись, и никто не обращал ни на кого внимания.. А потом мы сели и снова поехали.
Поехали мы такими дебрями, что нам пришлось несколько раз выходить из автобуса, потому что он не мог вывезти нас. Мы выходили и шли следом, а автобус километр ехал в гору.
Там были расстрелянные хаты, разрушенные мостики, раскуроченные орудия, обгоревшие деревья. Как будто в сказке про Бабу Ягу.
Приехали мы в Запорожье в полночь в торговый центр. По просьбе моих детей их коллега из Запорожья привез меня к своей маме. Она аджарка, и более теплого отношения я никогда не испытывала. Эта женщина меня поила, кормила, гладила по голове. Я залезла в ванную, и вода была коричневая. Я впервые за месяц отмыла руки. Когда ко мне прилет был в дом, на меня полетела бетонная пыль, и волосы зацементировались. Я лежала в ванной и отмокала, а потом она меня покормила, налила мне рюмочку мартини и положила в комнате своего сына. На подоконнике стояли орхидеи: желтая, белая и сиреневая. Я лежу и думаю о том, что я на кровати, а в окне – не гарь, а орхидеи. Оттуда я смогла позвонить дочке в Киев, и дети мне взяли билет.
30 числа я села в поезд и поехала в Киев к дочке. Поезд шел с выключенным светом и зашторенными окнами, потому что были по дороге обстрелы. Я была очень больна. Моя маленькая дочка встретила меня на платформе. Вот так и кончилось мое путешествие.
Я вижу европейское будущее нашей страны: Евросоюз, НАТО.