Історію подано мовою оригіналу

Пока снаряды «ложились» рядом с домом, супруги не покидали свой дом. Критическим стало попадание в дымоход. В эвакуации здоровье жены ухудшилось, она скончалась на чужбине

У нас в Лисичанске был свой дом барачного типа, полдома наших было. Когда-то отцу-шахтеру дали этот дом. У нас был свой огород, свое хозяйство было. Потом, когда начали бомбить, наш район был как проклятый –все летело к нам. За двором взорвалась бомба. Воронка была четыре метра глубиной. Крыши побило. Хорошо, что мы с супругой сидели в погребе. Потом второй снаряд попал в трубу печную – и все. У супруги была щитовидка больная, и она мне сказала: «Давай уже уезжать. Сил моих больше нет». 

Я полез на крышу, там шифер сняло - и я хотел подправить. И тут выше головы моей снаряд пролетел. Я чуть не упал с крыши. 

Я сказал жене собираться, и мы уехали в Новомосковск (ныне Самар). Потом из-за стресса у супруги горло стало болеть все больше и больше. Мы пошли в больницу, и у нее определили рак горла. Начали делать химию, много ушло денег на это. Жена прошла 9 химий, 30 облучений. Но опухоль находилась в таком месте, что облучение мало туда попадало. И операцию делать нельзя, потому что тогда надо вырезать язык. Последняя надежда оставалась на иммунотерапию. Одна система стоила две тысячи долларов, а жена четыре прошла - и толку никакого. Весила 66 килограммов, а осталось у нее 35. Стала задыхаться, и поставили ей зонд в горло. Я из шприца ее кормил. У меня был компрессор, и я жидкость выкачивал через зонд в горле. Мучилась она. 

Жена передвигалась потихоньку, а потом умерла. Я пришел из аптеки – она еще теплая была. Я делал искусственное дыхание. Рак внутри разъел какой-то капилляр.

Хозяин не выгоняет, но намекает, что хочет продать жилье. Я бы купил, но он такую цену загнул за эту халабуду! Я тут и крышу латал, она текла, и во дворе порядок навел. Просит 25 тысяч, но она таких денег не стоит. Это мазанка, обложенная даже не половиной кирпича, а четвертью. Зимой было холодно, и я включал обогреватель. Есть отопление, но оно не прогревает эту комнату. Мне бы маленький флигель. И чтобы огород был небольшой, чтобы я был занят чем-то. Я ищу, но навряд ли тут найду. 

В Лисичанске родители похоронены – жены и мои. Ее братья там похоронены. Если б дорогу открыли, я смотался бы их проведать. И ее я теперь не брошу тут. Мы с ней прожили 45 лет, это моя половинка. 

Я надеюсь и хочу, чтоб война закончилась, чтобы дорогу открыли. Мы ехали сюда 13 часов на своей машине. Люди везли холодильники, все забирали оттуда, а я - своих кролей. Крольчиха только привела крольчат, они маленькие еще были. На улице некому их было оставлять, я вез сверху на машине три мешка сена кроликам моим. Еще детвора оставила нам двух морских свинок.

На блокпостах смеялись над нами. Я говорил: «А куда я их дену?», а мне отвечали, чтобы я их выпустил. Как я их выпущу? Они же помрут. 

Я их сюда привез, выкормил. Половину раздал, половину на рынке продал. Они у меня такие красивые были! Но тут такая жара - у нас дома не было такой. И кроли начали дохнуть. Половину я успел перебить и раздал мясо. Я ищу и не могу найти флигель небольшой – с кухней, с огородом. Собачку завел бы, кошечку, и ездили бы с друзьями к жене на кладбище. Я там клумбу сделал, посадил ромашки. Она любила цветы. Сегодня ездил, поговорил с ней, посидел рядом, цветочки полил. Езжу туда каждые три дня, а иначе я не могу. Я не засну, если не увижу ее. В этом году еще не получится памятник поставить, потому что земля не просела.