«Все, что было, мы потеряли за час»

Мы здесь живем с 1982-го года. Тогда купили этот дом. Держали хозяйство: корову, свиней, и огородами занимались, по пять огородов держали, садили. С этого выживали. Плюс мамина пенсия.

Нас обстреливали целую неделю. Попали в машину, потом в мамину спальню и на второй этаж. И в нашу старую хату попадало. У нас на третьем этаже окно высыпалось полностью. Потом прилетел ещё снаряд, зажигающий. И смотрю – крыша вся горит.

Сваты вызывали пожарную. Она не приехала. Мы носили вёдра с водой на третий этаж. Я залазила с вёдрами. Был такой мрак, ничего не видно было. Я люк открывала на чердак, смотрела, где языки пламени, - выливала. Закрывала глаза и не дышала. Тушили, но мы не смогли затушить. Сгорело всё.

У нас были деревянные перекрытия. Сват пришёл, хотел меня выводить, а я говорю: «Иди, маму…» Мама в другой комнате была. Он нас вытянул. Еле вывел из дома. Если бы не вывел, мы б, наверное, погибли.

Серёжа, сын, лестницу собирал сам. Покупали балясины на рынке, а он собирал своими руками. Подоконники делал. Теперь ничего нет. Мы не можем смотреть на это, потому что оно всё родное. Мы когда строили, у нас душа летела в небеса. Мы радовались, старались. Ну, а теперь остались у разбитого корыта.

Маме 77. Она детдомовская, в месяц осталась без матери, в год – без отца. И остаться без ничего на старости лет. У меня сейчас нет тоже здоровья, я не могу даже огород обработать… Я посадила шесть рядов картошки, я больше не могла посадить. Я не могу ни нагибаться, ни тяжёлое нести – задыхаюсь. Остались больные калеки, и без дома, и без ничего.

 Мы сейчас у сына живём. Сюда приезжаем, кормим собак, кошек. Здесь одна кошка погибла. Две остались живые. И собаки. Тяжело. Очень тяжело приходить сюда.