Истории, которые вы нам доверили
Во время одного из обстрелов их села снаряд разорвался рядом с домом – муж и сын пострадали. Сын был серьезно ранен, осколок остановился в нескольких миллиметрах от артерии и едва не стоил ему жизни. Парень получил психологическую травму и долго восстанавливал поврежденную руку.
Когда ты ночью просыпаешься, у тебя паника, ты не понимаешь, что происходит. Грохочет всё, дрожит. Ты слышишь залпы. В те минуты понимаешь, как хорошо мы жили, какое было счастье.
Моя семья – это муж Геннадий и сын Даниил. Здесь [в Трудовском] мы живем всю жизнь. До войны сын в школу ходил и на борьбу, муж работал, я дома. Мы недалеко от Донецка живём. В 2014-м, когда начала техника ехать, солдаты шли, самолёты летели, мы поняли, что началась война.
«Муж кричит: «Обстрел, бежим в подвал!»
Рядом стреляли, но что именно нас коснётся, мы не могли даже и подумать. В 2014 году летом первые были обстрелы. Было страшно, мы не понимали ещё, куда стреляют: от нас или к нам.
В 2017 году, когда сын и муж получили ранения, это было первый раз за три года. Первый и единственный раз, когда обстреляли село.
Мы были дома. Это было 17 февраля 2017 года. Вечером погас свет. Муж вышел курить на веранду. Чтобы в темноте не сидеть, я вышла к нему с сыном. Мы сидели с мужем в креслах, а сын – ему тогда 15 лет было – стоял сбоку и разговаривал по телефону.
Я говорю: «Смотрите, в сторону Волновахи зарево какое». У нас не слышно было, что начался обстрел. В следующую секунду понимаю, что я кричу и у меня звенит в ушах. Мы даже не поняли, что это прилетел снаряд.
Муж кричит: «Обстрел, бежим в подвал!» Во дворе тоже снаряд упал – между нами и соседями, в сарай к ним. И шифер, и доски с гвоздями, и стекла выпали все. Не знаю, как мы не порезались, когда там бежали…
Мы спустились, и в подвале я обнаружила, что сын и муж ранены. Меня не зацепило. В стене осталась над головой дырка...
«Скорая не приезжала, пока обстрел не закончился»
Продолжался обстрел час, может, больше. Долго. Село растянутое, и в конце села люди даже не поняли, что идёт обстрел, что начало села обстреляли. Пострадало тогда около 20 домов.
Мы молились, чтобы быстрей все прекратилось, чтобы все было хорошо. Мы вернулись из подвала. У нас же подвалы не такие, как в квартирах. В них опасней, наверно, чем находиться в доме.
Я чётко понимала, что мне нельзя впадать в истерику. Ведь у меня двое моих мужчин любимых, они ранены, и мне нужно их перевязать, мне нужно звонить в скорую.
труЖдали долго скорую. Она не приезжала, пока обстрел не закончился. Это было самое страшное в жизни – ожидание. Когда ты не можешь остановить кровь и понимаешь, что нужно срочно в больницу.
У мужа кровь сильно текла. Сын начал говорить: «Рука болит, не чувствую руку». У него был телефон с собой. Фонариком мы посветили из него. Я смотрю: на кофте у сына дырка кровью заливается. Они держались, не раскисали.
В больнице нас сразу же в смотровую. Мужу почистили рану. У него в ключице осколок был. Мужа в левую руку, а сына в правую ранило.
У сына серьёзное ранение было. Операцию ему делали, осколок вытягивали. Как врач нам сказал, два миллиметра от сонной артерии. Умер бы на месте, если б [осколок] чуть-чуть дальше прошёл. Он как в бронежилете, говорит, в рубашке родился. Осколок ему вошёл в правое плечо, лопатку и возле сонной артерии остановился.
В больнице муж с сыном месяц провели. Там очень хорошо относились к ним, внимание уделяли. Сыну инвалидность дали до 18 лет. Руку он совсем не мог поднять. Сейчас уже лучше, разработали. Это тоже единичный случай. В принципе, нервные окончания не восстанавливаются, но, слава Богу, нам повезло.
«Рука, пусть не полностью, но восстановилась»
Больше задумываешься теперь, что для тебя в приоритете. Раньше важно было денег заработать, а сейчас больше хочется находиться вместе, заботиться друг о друге. Семья на первом месте. Она там и была, но сейчас еще важнее стала.
Фонд Рината Ахметова помогал нам. Это [ранение сына и мужа] случилось в пятницу. А в субботу утром мне уже позвонили из Фонда и предложили помощь. На тот момент лекарствами больница помогала, что-то мы сами. А вот когда врачи сказали, что нам требуется реабилитация, мы её не могли себе позволить, и я позвонила в Фонд. Они помогли. Мы ездили два года подряд на реабилитацию от Фонда Рината Ахметова. Спасибо большое. Огромное спасибо!
Благодаря этим реабилитациям плюс лечению рука, пусть не полностью, но восстановилась. Она работает, она не бросается теперь в глаза, как раньше, когда она просто висела. Сын теперь полноценно может её поднять, отвести в сторону, себе помочь что-то сделать. Он может сам себя обслуживать. Сейчас сын поступил, учится.
«Громкие звуки, даже гром, вызывают ужас»
Война для меня — это боль, страх, ужас. Мечтаю о светлом будущем, о мире. Это самое главное. Чтобы у моего сына это было самое ужасное событие в его жизни, чтобы у него дальше было только мирное небо, чтобы он не слышал этих звуков больше.
Сейчас очень ценишь это слово «мир», когда пережил, очень ценишь. Если бы мы и не попали под обстрел, не ранены были, все равно это оставило бы свой отпечаток. Когда ты ночью просыпаешься, у тебя паника, ты не понимаешь, что происходит. Грохочет всё, дрожит. Ты слышишь залпы. В те минуты понимаешь, как хорошо мы жили, какое было счастье.
Прошло два года после того момента, но громкие звуки, даже гром вызывают ужас. Начинается дрожь в руках, паника. Ты понимаешь — это гром, а всё равно не можешь ничего сделать. Идёт внутренняя дрожь, ожидание страха, повторение ужаса. И время прошло, но такое не забывается.
При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:
Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/
