Зоя Васильевна, Николай Васильевич Ларионовы

«Лишь бы дед жив был. Больше ничего я не хочу»

Ларионова Зоя Васильевна:

Лишь бы дед жив был. Больше ничего я не хочу

Муж раньше ходил: и огород польет, и дровишки порубает. И так помогал мне. Сам себя обслуживал, нормальный был человек. А теперь сидит, как кукла живая. Руку парализовало, ногу парализовало. Головные боли сильные. Ходить сам не может, только с моей помощью. И в туалет с моей помощью.

Мы раньше очень любили книжки читать, до ранения. В библиотеку пойду, сумку книг наберу, на тачечке привезу, и читали. А сейчас он не может ни читать ничего, ни телевизор смотреть. У него начинаются сильные головные боли.

Не было ни обстрела, ничего. Тихо. Только в наш двор что-то попало. Снаряд или что там упало. Я дома находилась, а муж в коридорчике сидел. Слышу: у нас во дворе взрыв и столб чёрный. Я выскочила.

Муж на террасе сидел. Думаю: убило его. Его там нет. Слышу – кричит: «Зоя! Зоя!» Я пошла по стенке по дыму, увидела, что он валяется. У него из головы кровь хлещет фонтаном.

Я стала соседей звать, чтобы помогли. Сама не могла справиться, остановить кровь. Пришли соседи: «Бабушка Зоя, несите чистые вещи». Я несла - простыни все пропитались.

Вызвали скорую. Скорая приехала, стали спасать, ничего не получается, всё равно кровь не останавливается. Тогда поехали за военными. Привезли военную скорую помощь. Стали спасать военные врачи. Дай Бог им здоровья, остановили кровь, замотали, и мужа забрали на скорой.

Увезли его в больницу, а я осталась, не могла поехать. Мне вернуться не на чем было, негде было остаться. Но в Волновахе его не оставили, отвезли его в Мариуполь. Мне всю ночью звонили, где, что с ним, что он жив, что спасем его.

Через два дня я к нему поехала. Что я увидела? Он не разговаривал, не мог сам ничего: ни лежать, ни сидеть, ничего не мог, ни кушать, ничего не мог.

Ларионов Николай Васильевич:

Я и сам не понял, что произошло. Иду по двору, в дом хотел зайти. Почувствовал удар какой-то, по голове будто. Это всё мгновенно произошло. Поворачиваюсь в сторону, чувствую, что-то у меня в челюсти не так. Я понял, что, видно, меня ранило. Ну, а потом уже толком я не помню ничего.

Нормальный человек был. Ходил, мог работать руками. А сейчас всё. Ходить не могу практически сам. Ну, так немножко двигаю ногами, если кто помогает, а сам нет. Я в больнице пробовал ходить, падал несколько раз. Рука - мёртвая.

Жена:

Давай, а потом я тебя посажу. Вот так.

Муж: Не бросай.

Жена:

Не брошу, не брошу. Попало под ухом. Дырка была. И ночь я около него, и день около него.

Муж:

Страшно, неприятно. Не могу один я. Мне надо обязательно, чтобы кто-то был. Сегодня тихо, а то каждый день бах-бах, бах-бах – слышно стреляют.

Жена:

Мне уже 73 года. Пять лет назад я сыночка потеряла. Инсульт. В Мариуполе жил. Не могли спасти. Остались мы одни, у нас родственников тут нет. Только друзья.

Что я теперь сделаю? Рамы надо менять, у меня брусков нет. Одна, старый человек. Откуда у нас, у стариков деньги? Пенсию получаем, немножко на огороде картошечки накопала, лучок, кое-что свое есть. Выживаем. Еще вот, Ринат Ахметов помогает. А так бы мы… не знаю.

Страшно, когда начинают стрелять – страшно. Мало ли что со мной случится. Я не того боюсь, что дедушка болеет, я боюсь, что я умру, с кем он останется? Вот чего я боюсь.