«Каждый день — это риск»

Вот курточка сына. Любил он ее надевать, рабочая. Он в ней работал все время. Плечи широкие у него. Кладу эту куртку под себя, а потом вижу его во сне. А так никак не приходит. Хочу увидеть его, как живого хочу увидеть. Живой, и все.

Он косил сено. Приехал, поломался. Ночью отремонтировал, поехал. Потом утром приехал. И так спешил: «Мама, тебе хватит на два года, накошу». Я на дойку шла в 12 часов дня, слышу – взрыв. Думаю, наверное, стреляют. Не могла подумать, что это с ним случилось, что это он подорвался. А потом приехали, сообщили, что так и так, подорвался. Но он ещё был живой. Он еще был живой.

 С 12 до полвосьмого ему четыре операции сделали. Но «несовместимо с жизнью было», сказали. У него оторвался тромб сердечный какой-то. Не могу поверить, что его нет, не могу. И всё время жду его. Все время надеюсь. Куда ни гляну – везде он ходил. Везде вижу его. Везде вижу его и жду. Не могу согласиться с этим, что его не стало. Очень тяжело.

 Он как чувствовал перед смертью. Ты, говорит, меня увидишь в гробу и трактор подорванный. Я говорю: «Сына, не едь. Я тебя прошу, не едь». Но он такой был…характер такой. Сказал – сделал. Такой у него характер. Не смогла его остановить.

 Виню себя. Чего я не пошла туда? На коленях бы все то поле переползла бы, но нашла бы те мины. Прежде чем поехать туда, мы ездили до начальства, спрашивали, заминировано ли это поле. Мы знали, что заминирована только в начале посадка, а само поле не заминировано. Он когда скосил, приехал, говорит: «Ма, ну всё. Я дошел там, где люди косят». И больше не вернулся. Они и сами, наверное, не знали просто. Они сначала не давали разрешения, а потом, через время, говорят: «Подождите полчаса». Мы подождали. Сказали, ну едьте, косите. Вот мы и накосили.

Муж не смог выдержать. Через полгода муж умер, сразу же после сына. Он все говорил: «Хоть бы так заснуть и не проснуться». Почти так и получилось. Заснул и не проснулся. Тяжело без них.

 Опасно здесь. Пожары были в этом году, 2017-м, сильно большие. Несколько домов сгорело у нас в селе. И в Черненках сгорели тоже дома. Буквально во вторник был обстрел из «Градов». Я как раз поила телят. Я упала и лежала, не могла подняться со страху. И всё кажется, вроде как на мою хату это всё летит. Я думаю: «Господи, а сын же у меня там старший, а там невестка. Спрятались они или не спрятались?». Страшно. Каждый день — это риск. Живём мы и не знаем, что с нами завтра может быть. Каждый день риск у нас.