Історію подано мовою оригіналу

Людмила с мужем выехали из Мариуполя, потому что снаряд разрушил квартиру, которая была над ними. И до сих пор не знают, что случилось дальше с их квартирой

Мы с мужем выехали из Мариуполя 30 марта, потому что не могли там уже находиться. Снаряд попал в четвертый этаж, а мы на третьем жили. У нас, конечно, все тряслось: и окна, и балконы. Перекрытия лопнули. Нам некуда было деваться, и мы выехали. Сначала - в Запорожье, а там уже искали, куда дальше двигаться. У нас есть дальние родственники во Львовской области - вот мы сюда и приехали. Скоро уже будет два года, как мы тут находимся. 

Мы остались ни с чем. Взяли с собой только то, что могли, а остальное там бросили. Соседи иногда заглядывают в квартиру. Там, конечно, проходной двор был. Что в той квартире уцелело – я даже не знаю. Если в Мариуполе будет Россия, мы туда не собираемся. Я не знаю, что будет с нами дальше, где и как нам жить. Мы уже старые люди. Смотрю иногда новости из Мариуполя, какие-то картинки – и душа болит. Сижу и плачу.

Мы пережили все эти кошмары: сначала не было электричества, потом не стало воды, газа. Не было связи - мы не могли ни с кем связаться, и было негде зарядить телефон. 

У нас была рядом котельная - ее разбомбили, и мы брали воду из котлов. А еще снег выпал в марте как раз - довольно много снега, и мы собирали его с крыш на воду. 

Готовили на улице на кострах. И рядом тоже люди во всех дворах готовили. Недалеко был дом, который называли глухонемым, потому что в нем жили, в основном, люди с плохим слухом. Там было пять человек возле костра, и на моих глазах туда прилетел снаряд – их всех убило. Вот это был первый кошмар, который я увидела. А потом уже были смерти за смертями: то через дорогу женщину убило, то мужчину в соседнем дворе. два наше время такое переживать… Даже не хочу вспоминать. Я все эти 2 года плохо сплю, мне кошмары часто снятся.

У нас была машина своя, и был гараж в районе стадиона. Буквально 22 февраля я получила пенсию и сказала мужу, чтоб заправил полный бак. Он сначала не хотел, а потом все-таки пошел и заправил машину. Муж бегал к гаражу даже под обстрелами, чтобы проверить, потому что вскрывали гаражи. Но наша машина сохранилась. 

Моя сестра с нами была. Там в дом было прямое попадание, мы еле ее вытащили к себе. А дома того уже нет. И вот муж, я, сестра и женщина-соседка с дочкой выехали нашей машиной. Мы столько проехали блокпостов! Мы же не знали вообще, что где происходит, наш Киев или не наш… Не было никаких новостей. У нас не было ни телефона, ни радио – ничего. 

И только мы выехали из Мариуполя – на первом же посту военные заговорили на русском, и я поняла, что это не наши, что наших здесь нет. Мы проехали. Возможно, из-за того, что мы пожилые люди, сильного пренебрежения не было. Проверяли документы, машину, вещи, и мы ехали дальше. 

Проехали примерно 16 блокпостов до Орехова. Везде нас заставляли выходить. Перед нами в машине ехали более-менее молодые - их заставляли даже раздеваться, искали какие-то наколки. А нас не трогали. 

Мы хотели поехать в Гуляйполе, потому что за ним в Днепропетровской области живет брат моего мужа. Но на блокпосте под Пологами нам россияне сказали: «Вам туда не надо - там наши. Езжайте в Орехов». Сказали, что Орехов еще наш. Мы доехали туда, и там уже наши ребята встретили. Еще и по яблоку нам дали и воды. Тогда еще Орехов целый был, а сейчас смотрим на него по телевизору – там уже живого места нет. 

Очень тронуло, когда нас встретили в Запорожье волонтеры. Мы ведь даже хлеба не ели, у нас в Мариуполе еды практически не было. А нас так приняли хорошо: и накормили, и устроили в гостиницу бесплатно. И мы помылись наконец-то – впервые за целый месяц. Выезжали на следующее утро через Днепр на Львов. Очень тронуло то, что наши люди так хорошо нас приняли. 

Очень тяжело. У меня есть сестра, ее сыну 45 лет исполнилось. У них тоже было прямое попадание. Дом сгорел, они выскочили в чем были, и еще раньше нас выехали семьей в Запорожье. От того, что сидели долго в подвале, у племянника подкачал кишечник. Я не знаю точно, что случилось, но они заехали к нам, ему стало плохо, и он умер в больнице. Мы его тут и похоронили.