Історію подано мовою оригіналу

Жить в оккупации страшно, в первую очередь, из-за отсутствия связи с внешним миром и хоть каких-то благ цивилизации, даже без медицинских услуг

Мы жили в 30 километрах от Мариуполя. Наши родственники-военные 23 февраля сказали, что будет война. Мы долго эту новость принимали. А уже 24-го утром все поняли. 

Трудности со светом, газом и связью, как оказалось, были самыми простыми. Мы успели запастись едой. Вода у нас была, потому что мы жили в селе, там есть колодцы, и это спасало очень. В селе выжить в это время намного проще, чем городе, потому что там можно достать все. 

Трудность – это когда приходит так называемый комендант и говорит, что мы здесь никто, и если будем возмущаться, то нас просто расстреляют. Трудность – то, что ты не можешь жить той жизнью, которой жил до этого. И у тебя дома есть ограничения. Например, комендантский час не такой, как в Украине: вышел – тебя оштрафовали. А в оккупации тебе придется посидеть в подвале.

Они закрывали в подвале, если человек на 15 минут нарушил комендантский час, и заставляли еще две недели полы им мыть. Так было со знакомым. 

А после этого был обыск, и у него забрали машину - только потому, что на 15 минут человек опоздал, не успел домой дойти до комендантского часа. Мы были заложниками у себя дома. 

В первые дни мы действительно не понимали, что на самом деле происходит, из-за отсутствия связи, света и Интернета. Знали только то, что говорили рашисты, и больше никакой информации не было. Мы просто понимали, что надо выезжать, потому что я была на седьмом месяце беременности, и старшей дочери было два с половиной года. 

Наш отъезд задержался, потому что я попала в Донецк на сохранение. В тот момент Мариуполь ровняли с землей. У нас больше не было поблизости роддомов, учреждений, где могли помочь. Так что пришлось ехать в Донецк и там побыть две недели под обстрелами, под звук звенящих окон, хотя и не в подвале. Потом приехали домой, собрали вещи и уехали. Морально все это выдерживать уже сил не было. 

На тот момент еще можно было очень легко выехать. Единственное - нам задавали вопрос на российских блокпостах, почему мы выезжаем. На некоторых просто документы проверяли, а некоторые военные лазили по машинам, по пакетам, что-то искали. Наша машина была забита доверху всем, что можно было с собой забрать. Мы не стояли сутками и неделями, как люди сейчас стоят, бедные. Мы буквально за час-два проехали. Единственная сложность была в том, что дорога раньше занимала часа два от Мариуполя до Запорожья, а в тот раз мы ехали девять часов. А это всего 200 километров. Трудно было. Ребенок маленький, ему девять часов в машине тяжело перенести. 

Теперь мы находимся в Киеве, а мои родные – дома. Проблема в том, что наши политические взгляды не совпадают. И это трудно. Невозможно с ними общаться, потому что, как бы мы ни пытались эту тему обойти, она все равно возникает.

Хочется, чтобы война быстрее закончилась. Но непонятно, как возвращаться домой. Я знаю прекрасно, что люди многие поддерживали Россию. И как с этими людьми общаться – неизвестно. Хоть мы и русскоязычные, но очень трудно морально принять то, что почти все наше окружение считает, что происходящее – это правильно. И это очень обидно. С моими родителями из-за такого их мнения дошло до того, что мы не общаемся. Там работает пропаганда. Оккупанты отрубили все. Если и было телевидение, то только их каналы. Если работал генератор и включали телевизор, то что-то можно было узнать только из их новостей.  

Если их новости смотреть три-четыре дня – и действительно начинаешь задумываться: «А может, то, что они говорят, - правда?» А если слушать это постоянно, несколько лет, то пропаганда сделает свое дело. 

Это страшно, что можно настолько легко промывать людям мозги.  Мои родители смотрели те новости и всему верили. 

Мы пока не думаем о будущем. Просто живем сейчас и здесь, а загадывать вообще не хотим. Если будет возможность, то можем остаться здесь. Нет – вернемся домой, когда все закончится. Пока домой не хочется. Нам говорят: «Возвращайтесь домой, у нас все налаживается», но у нас не ни малейшего желания возвращаться. Наше жилье целое, у нас квартира трехкомнатная своя. Но какой смысл там находиться? Что там делать? Я не знаю. 

Там раздают повестки и наших людей забирают окопы копать под Херсон, заманивая деньгами. Тут, хоть и под обстрелами, но мы себя чувствуем в безопасности, а там к тебе могут хоть ночью, хоть утром, хоть днем прийти и забрать. Здесь все цивилизованней, мы к этому привыкли. А там цивилизации нет, там дикость. У меня нет слов о том, что они делают. Как дикари. Мы всего два месяца просидели без связи, а они так живут годами. Они не знают, что такое мобильный телефон или мобильная связь, не говоря уже об Интернете. Мы два месяца без этого посидели и как дикари были, удивлялись: «Ой, у людей телефон звонит, они по телефону разговаривают!» А у нас телефон использовался как фонарик или как часы, а по-другому он не действовал там. У нас месяц адаптации был к цивилизации, к нормальной жизни.