Історію подано мовою оригіналу

Из медицинского центра, где работала Елена, оккупанты вывезли все, вплоть до штор. Даже елки во дворе выкопали. А уникальные дорогие аппараты КТ и МРТ просто раскурочили

Я работала в Центре здоровья, КТ и МРТ в Бердянске. Наш директор находился в Славянске, а здесь, в нашем центре, работали медсестры и доктор. 24 февраля позвонил директор и сказал девочкам, чтобы забрали все жесткие диски. Дали нам по семь тысяч зарплаты, и на этом наша деятельность закончилась. 

Вначале была паника, все кинулись в магазины, потому что хлеб заканчивался. Хлебозавод исчерпал все запасы дрожжей, не на чем было делать хлеб. Уже везде блокпосты были. Я помню, как писали, что расстреляли одну машину хлебокомбината, когда парни везли дрожжи из Запорожья через блокпосты. 

Потом начались стихийные рынки. Все гуманитарные машины, которые нам переправляли из Запорожья, оккупанты перегружали в свои машины и этим спекулировали. На базаре все это продавали, но по другой цене. Были еще гривны. Люди брали втридорога – приходилось. Супермаркеты все закрылись, непонятно было, что дальше. 

Ни милиции, ни полиции, ни военных - никого не было. Появились мародеры. Всегда находятся такие люди. Их вылавливали и наказывали наши мужчины, местные. 

Поначалу варили еду и раздавали горячее в садиках, школах. Потом все это прикрыли оккупанты - им это было не выгодно. Всех активистов вылавливали. К нам в Бердянск 27 февраля они заехали. С утра мы видели колонны, танки. Мы пытались ходить на демонстрации, как в Херсоне, но когда приехала Росгвардия, уже было опасно для жизни. Пришлось выезжать, потому что было невозможно там оставаться. Преследовали людей. Уже в эвакуации мы узнавали, что у оккупантов все было записано и зафиксировано, потом людей выискивали по камерам, кто остался, и забирали в колонию. Я даже не знаю, куда люди подевались.

Выезжали трудно: пятеро суток стояли в Васильевке, и пока ждали очереди на выезд, человек пять при нас умерли. Там были лежачие и инсультные люди из Херсона и Мелитополя. Всего две сумки можно было взять с собой. Вся жизнь вместилась в две сумки. Главное, что мы выехали на родную свободную землю. Облегчение было, когда нас встречали возле Запорожья.

Подруга моя там осталась - каждый делает выбор для себя. Я уехала, потому что моих детей в Николаеве, в Корабельном районе, начали обстреливать, им осколок залетел в квартиру. Мы в Бердянске остались без связи. Без газа сидели целый месяц, в холоде. 

Не знали, как наши дети, как брат мой в Днепре – ничего не известно было. Связи не было никакой. Ходили люди по городу, как призраки, искали Wi-Fi возле банков, возле заправок. 

Дом свой оставила - замкнула и ключ отдала соседям. Соседи старенькие, по 70 лет, посматривают. Вроде пока никто не шастал.

Потом мы узнали, уже когда уехали летом, что оккупанты начали шастать по предприятиям и отжимать все. Оказалось, они зашли в наш медицинский центр и раздерибанили там все. Загнали КамАЗ и вывезли оттуда все, что могли. Мебель была красивая, компьютеры хоть и остались без дисков жестких, но мониторы все были новые, оборудование. КТ и МРТ – это огромные аппараты, они тонну весят. Орки разобрали их, что-то повыкручивали и закрыли. Наше здание пустое стоит, никто там не работает. 

Так они делали везде, на всех базах отдыха, которые на косе находились. Вывозили все, даже шторы снимали, даже красивые елки выкапывали и вывозили. 

Сейчас там новая больница, руководство все оккупационное: из Краснодара, Москвы.  Врачей не хватает - все выехали. Привозят волонтеров, и они работают там периодически вахтовым методом. Люди страдают, потому что нет обследований толком. В больнице сломалось КТ, и ехать надо аж в Симферополь, потому что нигде больше нету.

Я сначала была в Днепре у брата, потом переехала к детям в Одессу. Они работают в интернете постоянно, у них дети маленькие - не хочется им надоедать. Я сразу нашла работу, полгода уже работаю в клининговой компании. Медсестрой я уже не смогу, потому что молодежи нужны места. Очень хочется домой, но терпим, ждем. Мечтаем о победе и о возвращении домой.