Історія подана мовою оригіналy

Елена уезжала из Мирного дважды. Во второй раз она уже не вернулась – слишком страшные вещи происходили в родном селе.

Мы с мужем жили в селе Мирное Ореховского района Запорожской области. Красивое, хорошее село. И вдруг пришла война. Мы, конечно, ожидали этого, но никто не понимал, что и как будет. Не было у нас сирены, поэтому мы друг с другом договорились: если кто-то что-то узнает, по телефону друг другу сообщаем. И вот позвонила нам односельчанка и сказала, чтоб мы в подвал прятались, потому что танки идут.

28 февраля бой шел восемь часов. Было очень страшно – подвал шатался. Когда бой закончился и мы вышли из подвала, света уже не было.

Так мы прожили сначала день, потом два, три, неделю. Свыклись с мыслью, что нас оккупировали. Общались как-то с соседями. Женщины перестали выходить на улицу. Воды не было. Оккупанты доставляли воду, мужчины выходили с тачками (на машине русские не разрешали), с баклажками и становились в очередь. Русские требовали за воду гривны.

Поначалу мы не понимали, что происходит. Просто знали, что к нам зашли враги, что они нам точно не хотят ничего хорошего.

Было холодно, люди спали на полу в кухнях, потому что кое-как согреть удавалось только одну комнату. Из еды у нас были только домашние запасы.

Русские начали воровать. Сначала они разграбили магазины – мы видели в окно, как они тащили продукты. Потом начали воровать у людей – забирали птицу, скот.

Продукты сначала просили, потом стали силой отбирать овощи, консервацию из погребов. Магазинов не было, аптек не было. Постоянно были обстрелы. Мы не прятались в подвале, потому что не осознавали, что любой снаряд может упасть на наш дом и разбомбить его.  

Когда весной потеплело, люди стали потихоньку садить огороды, обрезать деревья. Русские начали по домам ходить с обысками, угрожая оружием. Обыски повторялись регулярно, жить становилось все сложнее. Люди начали уезжать. Кто-то просто боялся, кто-то старался хотя бы детей вывезти в безопасное место.

Оккупанты поняли это и начали отбирать у людей машины. Взламывали замки, забирали машины силой, без разрешения хозяев. Потом отбирали у людей бытовую технику.

Вели себя по-варварски, по-хозяйски. Говорили, что скоро будет война на всей территории Украины, и наши люди будут гибнуть.

В какой-то момент соседи собрались и начали решать бытовые трудности сообща. Мужчины своими силами провели в село электричество. На душе стало теплее, появилась надежда, что скоро все закончится. 

Но потом глубокой ночью в наш дом пришли солдаты с обыском. Они говорили, что знают, что мы против русских и прячем оружие. Было похоже на то, что они нетрезвые. Я им сказала об этом, попросила уйти. На что один из русских сказал: «Мы бы, может быть, и ушли, у нас дома семьи. Но нас никто не отпустит – нас командир убьет».

После этой ночи мы решили уезжать. Собрались и утром выехали. Но даже перед лицом такой опасности, мы не понимали, как можно оставить свой дом, поэтому уехали к родственникам в Васильевку. Забрали с собой пятерых маленьких дворняжек, которые у нас жили. Родственники нам помогли разместить наших собачек, и мы остались у них на полтора месяца. Потом соседи позвонили и рассказали, что русские солдаты хотят заселиться в наш дом. Муж меня оставил и поехал домой, а через две недели и меня забрал из Васильевки.

Мы пытались наладить быт. Но какой быт, когда рядом линия фронта, постоянные обстрелы и обыски? В общем, мы пять месяцев прожили в подвале. Обосновались, как могли.

Конечно, мы пытались уехать снова, но до Васильевки еще нужно было добраться под обстрелами. А там – очереди бесконечные и ДНРовцы на блокпостах зверствовали.

Пришел сентябрь, стало холодать. Не было света, воды, газа. В селе Мирном – полуголод. За продуктами нужно было ехать в Токмак или Васильевку, но дорога была опасной – ее обстреливали. Мы с мужем решили, что мне нужно выезжать. Заплатили большие деньги, чтобы уехать без ожидания своей очереди. И только я уехала, как к вечеру в соседний дом заселились ДНРовцы.

Муж говорил, что это были не просто ДНРовцы, а зэки – у русских произошла ротация. Они заселялись в дома и квартиры, вели себя особенно грубо и жестоко.

Русские вывозили вещи местных жителей. Это началось еще при мне. Я видела, как они забирали бытовую технику из квартир и домов, где никто не жил, грузили в Уралы и КАМАЗы, куда-то увозили.  

Связь стала плохой. Мы с мужем не всегда могли поговорить. В Мирном намечался референдум, и муж уехал. Так мы оставили свой дом. Но мы оставили его не пустым – там поселился наш знакомый, у которого не было погреба в доме.

А через неделю мне этот мужчина позвонил и сказал, что его и 81-летнюю бабушку-соседку русские избили и выгнали. В наш дом заселились русские солдаты.

Муж, когда выезжал, забрал наших дворняжек. Мы выехали в Запорожье. К счастью, в Запорожье друг мужа предоставил нам жилье. На аренду квартиры у нас не хватило бы денег. Муж пошел работать, чтобы оплатить коммунальные услуги и заплатить за аренду вольера для наших собачек. Вот по сегодняшний день так и живем. Ждем освобождения наших земель и наших домов.

Уехать в более безопасную западную часть страны мы не можем – у нас нет денег на аренду жилья там. В Запорожье тоже не очень тихо – взрывы случаются. Девятого октября в соседний дом снаряд попал. Испугались, конечно. Я когда в Запорожье приехала, долго не могла в себя прийти, осознать, где я и что будет дальше. Я когда после оккупации услышала на нашем блокпосту фразу: «Доброго дня», не могла сообразить, что происходит, почему звучит наша родная речь. Из оккупации выезжаешь словно травмированным человеком.

Когда я приехала с той стороны, мне было странно, что можно просто ходить по улицам. Я не могла понять, как в двадцати километрах от войны, где люди гибнут от осколков, другие здесь слушают музыку и танцуют.

Я верю, что где-то в феврале-начале марта война закончится. Думаю, завершат войну успешные для Украины переговоры. Я верю, что враги отступят и покинут оккупированные территории.

Я смотрю в будущее с оптимизмом и мечтаю вернуться домой. Хотя не знаю, будет ли куда возвращаться. Сейчас самая большая радость – встретить в Запорожье односельчан. Смотрим на них, как на самых родных людей.