Історію подано мовою оригіналу 

Павлу с женой пришлось эвакуироваться без родителей, потому что ее отец был лежачий больной и наотрез отказался выезжать. Только через неделю им удалось его уговорить 

В первый день войны прилет был в нашу больницу. Это произошло 24 числа где-то в десять утра. Был обстрел ракетами. Тогда были и убитые, и раненые мирные жители. 

Снабжение продуктами было не очень хорошее. Нужно было стоять в очередях и ловить момент, когда что-то подвозили – продукты, медикаменты. Воды уже не было совсем. Свет был, отопление тоже.

Стояли в очередях. Все, что было в аптеках, люди выгребли. Какие-то запасы у нас были. За водой я ездил на скважину на предприятие, где я работал. 

На шахте была скважина глубокая - оттуда качали питьевую воду, электричество же было. Я набирал полную машину воды и отвозил себе и матери. Они отдельно жили с отцом. Вот так и решали проблемы. 

Телевизор тогда работал, я смотрел новости про Мариуполь и про Волноваху. А через два дня после Волновахи россияне пришли к нам. 

Нам пришлось оставить отца и мать в оккупации, потому что отец больной, он почти не передвигался. Трудно было его оттуда вывезти. Мы созванивались и с волонтерами, и с бизнесменами, которые за деньги людей вывозили, посылали машины. Отец с первого раза даже не захотел выезжать. Уже приехала машина. Мать все собрала и с документами сидела и ждала, а отец наотрез отказался выезжать. Но через неделю мы еще раз послали машину, и все-таки уговорили его. 

Родители неделю просидели в подвале с соседями – без света, под бомбежками, там еще и места на всех не хватало, дышать нечем было, еду готовить не на чем, – тогда он уже согласился. Перевозчики вывезли его и маму до Днепра, а там уже я их забрал. 

Отец здесь прожил где-то с неделю, и с ним случился инсульт. Через четыре дня мы его похоронили уже здесь, в Днепропетровской области, в Желтых Водах. 

Теперь мать осталась с сестрой и племянником на квартире. Мужа сестры забрали в ВСУ. А я здесь вместе с женой и ребенком, но у меня уже есть повестка - тоже пойду служить. 

В Угледаре не осталось ни одного частного дома. Разве что коттеджный поселок и дачи… Я видел, что оттуда люди вывозили. Города нашего уже нет, нам возвращаться некуда. Квартира разбита, я фотографию видел еще летом. Там все разгромлено, нет предприятий. У нас там было две шахты - их уже нет. Школы разрушены, да и вообще – все сгоревшее и разбитое. А без шахт город просто не будет существовать.

Там есть еще категория «ждунов» и старики, которым некуда ехать. Вот те и остались. У нас городок был тысяч семнадцать населения, а сейчас там осталось человек пятьсот.