Война явилась внезапно, неожиданно. Первые взрывы начались в апреле. Они [снаряды] полетели мимо дома. Тут Новогригорьевка есть поблизости, 4–5 км. Первые «Грады» полетели туда. Сколько их штук – не посчитаешь. И накрыло воинскую часть в Новогригорьевке. С тех пор 3–4 суток вообще не прекращалось. И отсюда, и оттуда бомбили, потом с перерывами. В дом попали, внучку ранило, она погибла... 

Внучке Даше было два с половиной. Была сказкой. Щебетухой такой была. Очень смекалистые дети хоть внук, хоть внучка.    

«Снаряд попал прямо в могилу внучки»

Внук родился в 2014-ом, в октябре. Свидетельство мы получили, но не зарегистрировали, так как нельзя было переходить на ту сторону. И вот нас присоединили к Волновахскому району, и мы 13 января 2015 года поехали внука регистрировать.

В тот день в Волновахе автобус расстреляли. Я тогда в машину садился – вся земля дрожала. Мы уже ехали домой. Дорога была плохая, мы задержались буквально 2-3 минуты. Доехали уже до Андреевки – соседка звонит, кума наша. Даша была у неё. Холодно было, мы её с собой не взяли. И мы только на улицу заезжаем – в этот момент раздался грохот. Мы подъехали, сосед идет нам навстречу и несет окровавленную внучку. Это всё на наших глазах.

«Пять лет никто не хочет расследовать исчезновение моего сына»

Когда сын пропал, мне неизвестный номер позвонил и говорит: «Мне передали, что Яне из магазина в Новоселовке сказали солдаты, что забрали пастуха, овцы ходят сами там. Это ваш сын».

Я сел в машину и поехал. Я это село знаю. Я по магазинам нашёл эту Яну.  Она сказала, что утром у солдат пересменка была. Они ехали со смены, заходили к ней в магазин. И один солдат сказал: «Передайте, что там забрали чабана, овцы ходят сами. Найдите родных, если знаете». И она по знакомым, по селу передала. Кто забрал, почему – не знает.

Я к внучке вот пойду, памятник поставлю, фотография. Я пойду уберу, посижу, поплачу. Слезу уронил, и оно как-то проходит. А за сына я день и ночь думаю. Вечером ложишься – думаешь, утром встал – думаешь: где, что и как? Пять лет никто не хочет расследовать.

«Я стал весить 40 килограммов. Одни кости были»

Как-то ночью стреляли, а потом слышим – дзеньк. Мы встали. Она [жена] включила свет, я говорю: «Окно разбито, выключай свет». Утром, когда развиднелось, она говорит: «Вот, на полу пуля лежит». Я попробовал, она даже прилипла. Ну, не стали её трогать. Приехала полиция, вызвали. Пулю забрали, и так до свидания. 

Война – это беды, горе. Я две операции за это время перенёс. Одну на позвонке сделали в 2016 году, в 2018-ом – на лёгких. Онкология. Здоровье пошатнулось. Как говорится, всё на нервной почве.

Я выжил после этой онкологии. В прошлом году думал: всё, концы в воду. После операции чувствовал себя нормально, а когда начали делать «химию», то после каждой было очень тяжело. После третьей «химии» с 54 кг я 40 кг стал весить. На мне одни кости были. 

И я отказался. Сказал, что сколько суждено, столько и суждено. Не поеду больше. И денег нет, «химия» дорогая – 30 тысяч один сеанс, и состояние здоровья ухудшил. Хотя и заставляли ехать, я сказал: «Нет. Если умирать, я буду лучше без боли и без мучений». И вот, набрал вес, сейчас я 53 кг.  

Жалко, я вот это всё построил, переделал все. Камушек к камушку своими руками. Расширился, чтобы дети, внуки, сын были. А остались вдвоём.

Датская фирма тут давала помощь, психологи работали с нами от Красного Креста. Фонд Рината Ахметова, спасибо ему, даёт продуктовые наборы. Я каждый год постоянно от Рината Ахметова получаю, так как инвалид, уже мне 66. Большое спасибо.