Бывший горловчанин долго не мог покинуть родной город, хотя были сильные обстрелы и приходилось ходить на работу. На новом месте жительства скучает по Горловке. Но война все никак не заканчивается…
Все изменилось весной 2014 года, когда в Горловке пропали украинские флаги, зато появились другие. Тогда я понял, что все меняется кардинально и что от нас, простых людей, работяг, уже ничего не зависит.
Обстрелы были. Они начались с центра Горловки 27 июля 2014 года в начале пятого утра. Я жил в пятиэтажном доме, и через дверь от меня начали падать снаряды, земля ходила ходуном. Разбились окна, посыпались стекла. Тогда все и началось.
Я работал в газовой сфере, и мы работали под обстрелами. Были разрушения газопроводов, их надо было восстанавливать. Наши службы выезжали на ремонт и не всегда обстановка была спокойной. Сварочные работы часто приходилось проводить под обстрелами.
Снаряды разрывались совсем рядом – мы прятались в подъездах, подвалах, но работу надо было выполнять, от этого никуда не денешься. Работа под обстрелами – это страшно, но людей нельзя оставлять без газа. Когда дома без дверей и окон еще и без газа зимой, то это не вариант.
Приходил с работы, брал, что успевал, и шел ночевать в подвал. Утром приходил домой, приводил себя в порядок, мылся – и опять на работу.
Самое первое, что я увидел летом 27 июля 2014 года, в первый день обстрелов – молодая мама лежала возле коляски и обнимала своего грудного ребенка, оба были уже мертвы. Это было самое страшное, я уже понял, что дальше будет только хуже. И через три дня после я с родителями покинул Горловку ненадолго, вернулся только в конце сентября. Думали, что все опомнились, что уже тихо и спокойно, но потом оказалось, что дальше только хуже. Тихо было еще месяц до ноября, а потом началось…
На переезд нам трудно было решиться. Коллектив, в котором я долго работал, был для меня как большая семья, и бросить его было очень сложно.
Сложно бросить родителей – маму, папу, дедушку, бабушку. Теперь там у меня только папа… Жалко было бросать квартиру, которую мы приобрели в 2012 году и еще не до конца сделали ремонт.
А с другой стороны, было легко на сердце, потому что ехал в Дружковку к своей семье, которую отправил еще в 2014 году. В декабре 2014 года, когда стало совсем плохо, ребенок ночевал в подвале на матрасе. И я отправил ребенка с бабушками обратно в Дружковку. Взяли они все, что смогли унести: сумки, пакеты. Я приехал только через полтора года, в 2016ом. Подумал: почему я сижу в Горловке, а сын мой растет здесь? И решил переехать насовсем.
Мы планировали каждый день, что вот война закончится и мы, наконец-то, вернемся домой в родную Горловку, где я родился. Хотелось бы вернуться однозначно, хотя я и о Дружковке ничего плохого не могу сказать. Город чистый, спокойный. Уже здесь есть друзья и знакомые, сотрудники все здесь, все познакомились.
Но Горловка все равно есть Горловка. Пусть он шахтерский город, пыльный, грязный, но зато свой. Горловка, как сердце в большом теле. А тело – это Украина. Горловка – это сердце лично для меня.
Я же начал свою жизнь осмысливать по-другому. Мы не ценили то, что имели, тратили время на какие-то ссоры. Сейчас не голодны, одеты, обуты. Могло быть гораздо хуже. На жизнь я стал смотреть более спокойно. Если раньше мог где-то вспылить, занервничать, то сейчас считаю, что жизнь одна, и тратить ее на нервы, ругаться с кем-то, кому-то что-то доказывать – это лишнее. Я стал более спокойным, ну и седых волос добавилось.
При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:
Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/