«При обстреле я рядом с больной женой ложусь – и будь, что будет»

Тут километров 10 от аэропорта. У нас в огороде аж три воронки. Окна выбило, фронтон разбило, заборы поваляло. Все разбито. Соседи, как бахнуло – они через неделю и уехали отсюда сразу. Люди прятались в подвалах. А у меня жена больная, она лежит на кровати. А я куда пойду? Прятаться? Я на вторую кровать ложусь – и дальше что будет, то будет. А кому мы нужны? Мы тут одни.

Хожу по дрова. А сейчас куда пойдёшь? В лес опасно идти, там могут быть снаряды. Я уже весь сад вырубил, деревья фруктовые, все, что можно было. Деваться-то некуда. Акацию рублю. Мы приехали сюда в 92-м году, она уже тут росла. Жалко, а куда деваться-то? Топить уже нечем было. Обрубаю, забираю на дрова. А если акация закончится, тогда уже и топить не знаю чем.

Восемь месяцев без света сидели. На дровах и готовлю, и все делаю. Жену не бросишь. Как ехать в магазин на Тоненькое – это в Орловку или в Авдеевку за лекарствами. Хорошо, что велосипед, так часа три – три с половиной я трачу. Приезжаю, за ней убирать да всё прочее.

Жена:

Я же не хожу совсем. Он стирает, убирает после меня. У меня сердце больное сильно, давление, ноги отказали. Хоть с палками ходила, а теперь не могу ходить. Целый год почти, как начали стрелять. Через дом наш стреляли всю ночь. И вот у меня на нервной почве, видно, отказали ноги. И рука, вот видите, какая стала – трясется. Тут же когда стреляли, тут же никого, ни медицина не приезжала, никого. Я уже сколько на улице не бываю!