Я родился и вырос в Донецке. Можно даже сказать, что я рос и развивался вместе с городом, который прошел невероятный путь от обычного шахтерского края до комфортного европейского города. 

Мой Донецк был очень разным. Казалось, в нем борются несколько характеров. Постсоветский, суровый, индустриальный. И, в то же время, интеллигентный, деловой, прогрессивный.

Сегодня я живу в Киеве, который, по большому счету, стал моим вторым домом. Однажды, пару лет назад, меня спросили: если бы у тебя была возможность уехать в любую страну мира на ПМЖ, куда бы ты поехал? Я задумался, и понял, что жить вне Киева, наверное, уже не смогу. Разве что, в Донецке образца 2013 года. Это если изобретут машину времени.

Признаться честно, сейчас я уже с трудом вспоминаю то, как я жил до войны. Ощущение, будто бы это был затяжной и приятный сон, длиною в 20 лет. А потом ты снова резко просыпаешься, потому что где-то взорвался очередной выпущенный снаряд.

Почти за год жизни в таких условиях очень хорошо развиваются навыки выкатываться в другую комнату при звуке залпов, быстро перемещаться по жилплощади и спать без полного погружения в картинку сновидений, потому что снова придется подхватываться и бежать в безопасные участки квартиры.

Впрочем, в Донецке тогда тоже было неспокойно: здание ОГА было заблокировано странными людьми с ярким российским акцентом в речи, а по бульвару Пушкина разгуливали мужчины крепкого телосложения, в балаклавах и с полицейскими дубинками. Вообще, балаклава, митинги, драки и постоянная тревога в груди – полный набор элементов, которые описывают весну 2014-го года в Донецке.

В те дни мы все смотрели на небо: прошли информационные сообщения о готовящемся авиаударе. В тот же период нам предстояло сдавать последнюю сессию в университете и государственную аттестацию, а затем – вступительные экзамены в магистратуру.  

Зловещая реальность

Окончательно мои надежды на то, что все ужасы боевых действий обойдут нас стороной, развеялись 5 июля 2014 года. Тогда боевики Гиркина вошли в город, и стало понятно: война уже не просто постучалась в наши двери, а с размаху снесла их с ноги. 

К тому времени мы успели завершить свои университетские дела и даже получить диплом бакалавра. Церемония вручения в каком-то смысле стала лебединой песней нашей мирной жизни в Донецке. Это было 2 июля. Через три дня реальность вокруг нас окончательно приобрела зловещий облик.

Помню видеообращение донецкого городского главы Александра Лукьянченко. Он сказал, что был вынужден покинуть город, поскольку пребывание в нем мэра стало опасным для жизни. 

Дальше был месяц народных страшилок, сказок о Правом секторе, который покромсал уже всю Марьинку, Трудовское и Петровку, а теперь едет чинить расправу над жителями Текстильщика. 

Соседи под впечатлением сарафанного радио бросились обустраивать подвал, но из-за логистических проблем (вход в подвал нашего дома был только снаружи) вскоре отбросили эту идею.

Я примкнул к последней категории 5 августа 2014 года. Тогда Текстильщик получил самый серьезный артобстрел за весь период военных действий. Даже при систематическом характере артиллерийских перестрелок очень сложно привыкнуть к постоянным взрывам. 

 Все случилось за пару минут. Отчетливый звук залпа и максимально громкий звук разрыва снарядов в самой близости от жилых домов. Здание затрясло и на секунду показалось, что в лучшем случае мы останемся без крыши над головой. 

С улицы доносился звук сигнализации чьего-то автомобиля. В голове устойчиво стоял грохот нескольких подряд взрывов. Тогда я впервые задумался о том, что нужно уезжать, чтобы спастись от войны. 

Выживание

Мы научились жить без света и благодарить энергетиков ДТЭК, которые рисковали жизнью, чтобы его вернуть. Поняли, что такое жизнь без воды. Посмотрели на жизнь без компьютера, телевизора и гаджетов. Я, наконец, прочитал книгу Олега Базилевича о тактике и системной работе в футболе. Мы с братом вечерами при свечах играли в шахматы. В общем, всячески пытались уйти от депрессивных мыслей.

Осень того года была максимально сложной. Деньги за удаленную работу поступали на карту, но обналичить ее в тех реалиях было невозможно. Спасали продуктовые магазины, где можно было расплатиться по безналичному расчету. В частности, сеть магазинов «Брусничка». Когда они свернули свою деятельность, стало очень сложно. Словно петля затягивается на шее. Жизнь превратилась в квест, задача которого – выживание. 

Если бы не деятельность Фонда и волонтеров, которые обеспечивали формирование и выдачу наборов, то гуманитарная катастрофа на Донбассе была бы неизбежна. Переоценить вклад Фонда Рината Ахметова в поддержку мирных жителей, оказавшихся на грани выживания, безусловно, очень сложно.

Я научился ценить каждый день

Самое страшное в войне – смерть десятков тысяч людей. Нет большей ценности в мире, чем человеческая жизнь. Но даже если повезло выжить, существует угроза психологического кризиса. 

Война на Донбассе серьезно изменила мое мировоззрение и сформировала новую систему ценностей. Угроза того, что жизнь может оборваться в любой момент, научила меня ценить каждый прожитый день. 

Самое большое желание сейчас – увидеть родителей тогда, когда этого очень хочется. К сожалению, теперь вместо часовых бесед с мамой на кухне или просмотра футбольного матча с отцом я могу лишь слышать их голоса в трубке телефона и видеться один раз в год. Мой случай не уникальный, увы. Эта история носит массовый характер.