«Мне плакать нельзя – у меня муж болен»

Раньше у нас было очень хорошо. Мы все доброжелательные были, дружные, вообще не ссорились. А сейчас у нас очень тяжело. Сама атмосфера очень тяжёлая.

Были бои. Бомбоубежищ у нас нигде нет, прятаться негде. А снаряды летали над головами со всех сторон.  

Страшно. Ложишься раньше, зажмёшься в этот уголок и слушаешь: откуда оно летит и где оно упадёт. А вдруг она сразу упадет вот здесь, и всё, и нас нет.

Самый страшный момент был в 2014 году, ну и начало 2015 года, потому что очень стреляли, обильно стреляли со всех сторон. У нас снаряды падали рядом, во дворе, на дороге. Слава Богу, что хоть в хату не попадало. А у людей вообще и хаты поразбивало. Так что очень тяжело и опасно. Не знаешь, встанешь ты или не встанешь.

Бывало, и плакала. Бывало, сожму себя в кулак и терплю, потому что мне плакать нельзя. У меня муж лежит. И я выбегу куда-нибудь, где-то спрячусь, а сама выглядываю: не попал ли снаряд в дом и живой он остался или неживой.

Мужа зовут Шарапов Александр Владимирович. Ему 73 года. Дважды он парализованный. И инсульт, и инфаркты. Мы брошенные, никому не нужные. Мы как рак-отшельник. Знаете как? Никому мы тут не нужные и никому особенно пожаловаться не пойдёшь. Да я никуда не хожу и не жалуюсь. Что есть – то и есть.

У меня пенсия 1300, и мужа 1300. Вот 2600. Газ очень дорогой. Я не знаю, как мы будем жить. Мы не сможем отопить и оплатить. А лекарства какие дорогие. Где-то больше 1000 у меня уходит на лекарства. На еду у меня остается где-то 300–400. Если бы не гуманитарка, я бы вообще не знаю, чтоб мы здесь и делали.

Война не нужна. Мы жили мирно и дружно. Что она дала хорошего? Только разруху и смерть, и всё.