Історія подана мовою оригіналy

Нине Григорьевне выпало перенести много испытаний. В молодом возрасте она осталась одна с маленьким ребенком в чужом городе, потому что муж погиб на шахте. Она отчетливо помнит первые дни войны – началась стрельба в аэропорту Донецка, был взорван Путиловский мост, соседи старались как можно быстрее уехать в безопасное место. Ее дочь уехала в Киев, и сейчас женщина проживает одна.

Я с 1975 года в Авдеевке проживаю, до этого проживала в Донецке. Я приехала из Черкасской в Донецкую область. Меня привез сюда муж. В 1957 году приехала в Пантелеймоновку на кирпичный завод. Тогда набирали людей в сельской местности. Там проработала год. Познакомилась с будущим мужем, он тоже из Черкасской области, но его забрали в армию, а я вернулась домой. Два года там побыла. После его армии мы расписались, и он меня привез в Донецк. Его туда позвал родной брат и устроил работать на шахту имени Засядько. Тогда она называлась «Ветка-Глубокая», а потом ее переименовали.

Там я с ним прожила 2 года, но его убило в шахте. Я осталась с ребеночком. Потом мне дали квартиру. Я, пока девочка поднялась немножко, была дома, а потом вышла на работу в детский сад, там был и мой ребенок. Так я проживала в Донецке. После этого работала на автобусе кондуктором. Здесь я работала на заводе до 1990 года. Сейчас проживаю одна, потому что война так сделала. Из-за войны дочь уехала в Киев.

… Я была на улице, вывела гулять собачку, и слышу какие-то звуки начались, где-то стреляли, но не придала этому внимания. Думала, что может что-то взорвалось. А оно чаще и чаще. 

Я скорее стала подниматься в дом, в подъезд. Поднялась на второй этаж, и на повороте с первого на второй, я смотрю в окно, а на меня летит горячее пламя, такое длинное, ну как снаряд, горячий такой. И я не успела ничего сказать, только сказала: «Господи!». И прилипла к стенке. Собачка возле меня стояла. А я так стояла минуты две. Этот снаряд упал за домом. Больше я не выходила во двор. С тех пор я боялась. Все люди вышли кто как стоит, все были дома. Все стали тревожиться, забегать домой, в подъезды. А потом мы узнали вечером, дошел слух из Путиловки, что бомбили мост, который идет из Донецка в Авдеевку и аэропорт.

Услышали, что людей там лежит много убитых, не могут забрать. А потом начали обстреливать сам аэропорт. Там было, конечно, много суматохи. Вечером узнали, что мост разбили. Вот это мы слышали. Потом стреляли больше и больше.

Наш дом пострадал, но не сильно. Крышу всю испортили, у знакомых балконы поразбивало, двери в подъезд. Мы кто куда мог, туда и прятались. Кто в квартире, кто в туалете, кто в коридорчике – кто куда успел. Некоторые бросились на центральную улицу, у нас там было подвальное помещение, кто помоложе забегали. На второй день во дворе упал снаряд.

Наш дом пострадал, но не сильно. Крышу всю испортили, у знакомых балконы поразбивало, двери в подъезд. Мы кто куда мог, туда и прятались. Кто в квартире, кто в туалете, кто в коридорчике – кто куда успел. Некоторые бросились на центральную улицу, у нас там было подвальное помещение, кто помоложе забегали. На второй день во дворе упал снаряд.

Я бы хотела забыть тот день, когда увидела, что на меня летит снаряд. И хотела бы забыть первый день войны, когда большая часть людей отсюда уехала, некоторых забрали к себе родственники, остались мы одни. В подъезде осталось две квартиры, где живут люди. На соседней улице снаряды падали перед людьми. Но меня забрали дети, когда уезжали в Днепропетровскую область. Приехали, прямо так как я стояла, так меня и забрали.