Історію подано мовою оригіналу

Виктория с мужем пошли в другую часть Мариуполя в дом к дочери. Как только успели разжечь печь, туда залетел снаряд

Дочь позвонила мне в пять утра и сказала: «Мама, без паники. Наш город укреплен, сиди дома». Я собралась и пошла на работу на «Азовсталь». Забрала трудовую книжку и вернулась домой. Особой панки не было, потому что мы верили, что город хорошо укреплен, вокруг – наши военные, и вся эта стрельба продлится максимум десять дней, как нам сказали на работе. 

Отключили свет, газ, и было очень холодно. Еда была про запас, единственное – очень хотелось хлеба. Рядом были склады, на которые жители нашего подъезда ездили и привозили продукты. Еда была, но не было света. Было очень холодно, в квартирах - минусовая температура. Это был кошмар. Не было воды, и я два месяца не мыла ни голову, ни тело. Я до сих пор мажусь кремом, потому что после Мариуполя у меня такое впечатление, что на мне шкура динозавра на некоторых участках от обезвоживания. 

Особенно было страшно 6 марта, когда мы пошли в поселок Моряков в дом нашей дочери. Затопили печь, дымок пошел, и к нам залетел снаряд. А я за минуту до этого встала. Там, где я сидела, мне просто могло снести голову. Я могла погибнуть на глазах у дочери и мужа, но меня только оглушило. Это был жуткий свист. Я стала плохо слышать после этого. Потом начались бомбежки и обстрелы. 

Я видела, как 17 раз за ночь бомбили поселок Моряков, где жила моя дочка. Мы не могли туда пойти. Мы все время пытались, но по нам даже один раз стрелял снайпер, нас не пропускали туда. 

Видеть, что место, где живет дочь, 17 раз за ночь обстреливают фосфорными бомбами, очень страшно. Я понимала, что выжить там невозможно. Только через месяц полного незнания, когда я каждое утро просыпалась с криком: «Господи, забери меня, только пусть мой ребенок будет жив!», моему мужу добрые соседи сказали, что дали три часа тишины, чтобы наши ребята с «Азовстали» сдались. От нас было 12 километров до поселка Моряков. Муж пробежал эти 12 километров за час, пока было время тишины, и узнал, что дочь жива. Она пряталась в подвале. Это были самые страшные часы моей жизни. Я ждала его возвращения и боялась, потому что неизвестно, какую новость он принесет. Я думала: «Если моего ребенка нет, то не будет и меня». 

Слава Богу, мы все выехали 26 апреля. Мы забрали дочь и нас вывезли волонтеры, которые брали очень большие деньги за выезд. Мы все-таки выехали в Бердянск, потом четверо суток были под Ореховом. Теперь мы в Ровно. 

Здесь я сразу обратилась к психологу. Тогда было очень много психологов, которые предлагали помощь. И когда меня спросили, чем могут мне помочь, я ответила: «Вы ничем не можете помочь. Вы не можете вернуть мне дом, вы должны меня просто слушать». 

Я целый час просто рассказывала про Мариуполь, даже кричала, но мне надо было выговориться. А потом я знала, что мне нужно держаться, потому что рядом со мной муж, который очень сильно переживает, и дочь, у которой муж воюет. 

Меня пригласил Департамент культуры Мариуполя работать куратором в центре «ЯМариуполь». Тяжело было пропускать все это через себя, но я поняла, что мы должны людей поддерживать и сами должны держаться. Эта работа очень помогла мне преодолеть стресс. 

Самой высокой оценкой моего труда было высказывание жены погибшего пограничника. Ей предлагали посетить разные места, а она говорила, что не хочет ничего. Я ей посоветовала пойти в филармонию, и потом она пришла ко мне и сказала: «Когда я слушала орган, в моей душе как будто лопнул какой-то пузырь. Спасибо». И я поняла, что через культуру, через искусство мы будем выводить людей из этого состояния. А неделю назад мать погибшего «азовца» подошла ко мне на мероприятии и сказала: «Спасибо. Это была первая моя фотография за два года, которую я разрешила сделать». И она сказала, что теперь будет ездить на все мероприятия, которые я предлагаю. Помогая другим, наверное, я и преодолеваю свои стрессы.