Історія подана мовою оригіналy

Роман перенес в Мариуполе и голод, и холод, и бомбежки, и неизвестность. Видел, как старики умирали не от выстрелов, а просто от того, что идет война

Я в Мариуполе жил всю жизнь. 33 мне сейчас. У меня семьи нет, я проживал с отцом.

Я не мог поверить. Мне казалось настолько нереальным, что в цивилизованном обществе может начаться такое, еще и со стороны России! Это был шок. Я еще ходил после 24-го на работу на «Азовсталь». 1 марта тоже вышел на работу. Летала авиация, а мне надо было пешком проходить половину пути – и только тогда садиться на автобус. 1 марта я вышел на сутки, было небезопасно: гаснул свет, были взрывы, мы получили сообщение от энергетика, что останавливаем работу. Утром я ушел домой – и все.

Конечно, был страх погибнуть, проблемы с едой, с готовкой. 4 числа уже никаких коммуникаций не было: готовили на кострах, заканчивалась вода. Потом нашли колодец, но до него еще надо было дойти - было очень опасно. Больше всего убивал холод и проблемы с водой, технической в том числе. А еще – еда. Мы кушали раз в день, чтобы растянуть запасы.

Мы где-то месяц провели под постоянными бомбежками, и был такой момент переломный: я находился во время боевых действий у друзей. У них был дед лежачий, и когда мы спустились в подвал, он умер. Мы его похоронили во дворе. Это было неоднозначное событие. С одной стороны, было трагично и печально, а с другой – дедушка нас как бы отпустил. Мы собрали вещи и под обстрелами выехали. Это было где-то в начале апреля.

Шокировало, что мирное население могут просто так убивать, говоря при этом, что они все делают аккуратно и все у них под контролем. А на самом деле все по-другому.

Страшно видеть смерть близких. Например, этот дедушка умер не от боевых действий, а из-за того, что они просто происходили. Он не разговаривал, но все понимал: у него были испуганные глаза. И мой родной дедушка точно так же умер, ведь все эти события люди чувствуют. Вот это в войне больше всего удручало - что мирных людей могут убивать, как скот.

Мы собрали колонну из четырех машин, повязали белые тряпки и просто ехали. Страшно было. Мы далеко от нашего двора не отходили. Нам было понятно, что дома горели, но когда мы поехали и я увидел, что происходит за пределами нашего двора, мой шок был еще сильнее. Где-то сложились подъезды до первого этажа, где-то были разрушены девятиэтажки. Когда мы ехали, я видел всех этих людей, виновных в произошедшем. Это было за гранью понимания. 

Когда мы выехали, пришлось проходить фильтрационные мероприятия, во время которых повышенное внимание уделяли таким людям, как я.

Мне даже угрожали. До избиения не дошло, но было близко. Мы выехали с друзьями, об отце я ничего не знал - он находился на правом берегу, я на левом. 

Дядя мой с семьей тоже на правом - к ним бы я никак не смог попасть. Это было опасно, даже если б и мосты были целы. 

Мы выехали на временно оккупированные территории, потом - на сторону агрессора. У меня первые мысли были – выехать в сторону Украины через Запорожье, но из-за взорванных мостов это было невозможно. Мне пришлось ехать в сторону врага. У меня была знакомая в Новочеркасске: мы у нее побыли три недели, а потом пришлось возвращаться в Мариуполь - искать близких. 

Я нашел всех своих родственников, все оказались живы-здоровы, жилье было более-менее в порядке. А потом мы через страну-агрессора и через Беларусь заехали в Украину. Это еще хорошо, что так получилось: я думал, что граница с Беларусью закрыта, но в районе Волыни можно было пешком перейти. Я встретил очень много незнакомых людей, которые нам помогли, и это на всю жизнь запомнится.

Мы сейчас в Киеве. Я как-то жил пару лет в столице, когда учился в школе -  этот город мне нравился всегда. У меня был выбор: либо Киев, либо Львов, но я еще думал с точки зрения работы. Я металлург, а такие вакансии есть только там, где есть промышленное производство. Но в Киеве не получилось устроиться на другой работе.

Мое будущее зависит от исхода войны. Я, конечно, верю, что мы вернем все свои территории и Украина будет такой, как должна быть. В Мариуполь возвращаться – есть такой вариант, но он не на первом месте. Если мы его освободим и он будет нашим, он еще очень долгое время будет непригоден для жизни. У меня цель – осесть в Киеве и развиваться здесь. А получится или нет – это уже другой вопрос.