Історія подана мовою оригіналy
Война заставила харьковчан покинуть родной город и переехать в Полтаву, но перед этим убедиться в человечности соседей и бесчеловечности врагов
Я живу в частном доме возле Окружной дороги. Прямо под садом – выход в поля. Поэтому с первого дня мы оказались на передовой боевых действий, в самом плохом месте для гражданского населения, но выехать сразу же не вышло. Транспорта не было, район обособленный, и до ближайшей станции метро определенное расстояние надо пройти. Так что мы оказались в своего рода мышеловке.
В первые дни стало опасно ходить по улицам; идешь в гараж – с одной стороны танк, с другой стороны танк, и начинают стрелять. К тому же еще подключилось стрелковое оружие – и тому, кто посередине, приходится укрываться. И даже если под окном танк стоит, то мимо все равно троллейбус идет, потому что его на маршрут выпустили.
Началось все утром 24-го февраля: в пять утра начало громыхать, на севере появилось зарево – а у нас окна на север. Обстановка нагнеталась, и стало ясно, что это то самое, «которого не будет», как обещали. Первой сложностью было собрать документы и необходимые вещи; второе – что не знали: ехать или не ехать, а если ехать - то куда? Большой вероятностью было застрять в дороге, поэтому решили в первый момент не дергаться. И так жили две недели, пока нас авиация не начала бомбить: запах корвалола по кругу, кто-то общается, кто-то молитвы шепчет.
Когда начали бомбить, то даже последние скептики дружно спустились в подвал, тем более, что похолодало.
Поначалу было не очень страшно, тем более, что рядом были военные. Но было неуютно, потому что не было информации: эвакуироваться или нет, а если оставаться на месте, то где именно – в квартире оставаться или спускаться в убежище.
Это было какое-то брожение умов, о чем я даже в интернете вычитал: один говорит – спускаться в подвал, другой – что лучше не прятаться. Но когда начали бомбить, то даже последние скептики дружно спустились в подвал, тем более, что похолодало.
У нас в первые дни разгромило все, а у знакомых из центра был культурный шок, когда разбомбили магазины и инфраструктуру. А когда мы выбрались в центр где-то через две недели, то было небольшое потрясение: магазины работали, но на нас смотрели как на немного сумасшедших, когда мы врывались и хватали, что под руку попадется – хлеб, продукты… Мол, заходи спокойно и бери себе, не нервничай!
Позже, когда мы решили переезжать в Полтаву, то стали думать, сколько нам надо хлеба: один, два, три батона? А продавец смотрит на нас и наверное думает: как папуасы какие-то. И говорит: да не переживайте, завтра будет, послезавтра тоже.
Еще несколько месяцев спали в одежде, с сумками, с документами в поясах, чтобы можно было вскочить и побежать.
Шокировал сам факт, что в двадцать первом веке возможно такое. Мы же не знали еще всех подробностей; это позже из прессы и от знакомых, которые оказались возле передовой – они жили в Малой Рогани, – узнали, как шло наступление. Была аналогия с фильмами о войне: Варшава оккупированная, тут немцы ходят, а поляки сидят, кофе пьют.
Знакомые, которые работали в архиве Сумской области, рассказывали, что их выгнали из дома и они сидели на танке как живой щит, вместе с детьми. К тому же родственники у нас в Мариуполе есть: они тоже прожили больше месяца без воды и света – на лестничной клетке готовили себе пищу. У них только за полгода до того внук родился. И когда пришла пора зачищать район, они пошли к чеченцам договариваться. Родственница немного симпатизировала «русскому миру», но несмотря на это, им дали три минуты на сборы – в буквальном смысле! – и сказали, чтобы их здесь не было. Они, как были, в тапочках и спортивных костюмах, только собаку успели взять, а кот убежал.
Сосед на машине вывез их в Макеевку – с ребенком, без денег и вещей. Спрашивают: «Мать можно взять?» – «Нет, нельзя!». Вот так и решили вопрос. Что еще больше может шокировать?
Выезжали мы нормально, когда волна людей уже схлынула. А говорили, что люди на пятьдесят километров чуть ли не день тратили – плюс еще проверки какие-то на постах. А мы позже выехали, поэтому практически без приключений.
Полтава была не конечным пунктом, просто первым ближайшим. Логически понимали, что если захотят, то и сюда доберутся. К тому же стоял вопрос, что может погода наладится; одно дело, когда в поле поломка случится на морозе, а другое – когда плюсовая температура.
В Полтаве люди были кто подобрее, кто позлее, но в основе своей – яркие, отзывчивые. В сумме сложилось ощущение отзывчивости: кого-то селят бесплатно, есть программы общежитий. Хотя смотришь, кто едет: машины дорогие, фешенебельные – беженцы беженцам рознь. Но ситуация наладилась, и мы решили остаться. В случае чего, если будут какие-то мероприятия по восстановлению, то можно оперативно вернуться.
Жилье наше разрушено. Я пару раз ездил домой, окна пленкой затягивал. В доме пару человек осталось, им просто деваться некуда. Газ и отопление нам восстановили, а воды как не было, так и нет. Ну, работу мы потеряли, естественно. Теперь скитаемся на чужбине. Стараемся смотреть какую-то удаленную работу, потому что тут такие вакансии: официант, шеф-повар, бариста… А разнообразия профессий не наблюдается.
Мы стараемся не унывать, но когда закончится война, даже не догадываемся. То говорили, что к концу зимы, а теперь не знают вообще, в этом ли году. Поэтому тут трудно гадать, потому что полной информацией не обладаем. Может, правда где-то посередине, поэтому надеемся, что в этом году активная фаза завершится.