Історія подана мовою оригіналy

Сидеть в подвале без еды и без информации о том, что происходит снаружи. По мнению Елены из Луганска, это было одним из самых страшных моментов войны. А еще – как работала гаубица рядом с парком отдыха.

Я все время была в Луганске.

Периодически мы слышали бомбежки, но лично для меня все началось 20 июля 2014 года, когда бомбили вокруг моего дома. Это была ночь, «грады» били по нам. Я спала на полу в коридоре – это жутко!

Я видела в окно, как стреляли с «Градов» ночью. Грузовая машина ехала, остановилась, отстрелялась и поехала дальше.

Мы ждали, когда освободят Луганск. Потому что говорили, что когда начнутся автоматные очереди – это уже все, падайте на пол, будет штурм и освобождение. Фактически каждый вечер были автоматные очереди, все ждали, что вот-вот уже пару дней и все.

Самое страшное – это отсутствие информации, даже не отсутствие еды, потому что, во-первых, не было света. Семьдесят восемь суток я прожила без электричества. Не работало ничего.

Радио было сколько хватало связи, и оно ловило еле-еле. Была станция «Культура» и на ней маленькие новости: что, откуда, куда, чего, штурмуют, не штурмуют. Самое страшное – жили от новостей до новостей.

Был еще момент – у нас недалеко взорвался «град», снаряд. Это было оглушительно, жутко, повыбивало стекла вокруг.

Недалеко, возле парка Первого Мая, была установлена гаубица. Она стреляла – и издавала в этот момент низкочастотные глухие звуки. Начинается истерика, когда слышишь их.

Танки мимо ездили отстреливались. От больницы к детскому садику стреляли специально под прикрытием мирных зданий, чтобы ответки не было.

А 3 сентября стрельба прекратилась. Я смогла съездить позвонить близким.

Ехала через весь город на околицу, чтобы связаться и сообщить, что мы живы. И когда выехала потом на территорию Украины – это просто было счастье.

Я связалась потом уже с нашим руководством и сказали, что наш департамент выехал в город Северодонецк. Мне сказали, что предоставляется общежитие. Я переехала сразу в Северодонецк. Жили в профилактории и работали. Восстанавливали с нуля работу нашей службы.

Родители остались в Луганске. Сейчас они старенькие уже – это тяжело, что я не могу им помогать.