Історію подано мовою оригіналу

Коли в квартиру прилетів снаряд, Лідія провалилась з восьмого поверху на шостий. Вона дивом залишилась жива і її витягли сусіди. А там, де залишився її маломобільний чоловік, вже палало полум'я

Я жила до войны в Мариуполе. 24 февраля меня разбудил с утра звонок сына: «Мама, война. Собирай сумку и уезжай». А куда я уеду? Муж - после инсульта, у него была сердечная недостаточность, ходил плохо, слабый был, я не могла его бросить. Только собрала все документы и вещи, сложила в рюкзаки на случай, если придется покидать свой дом.

В ночь 8 марта у нас были сильные обстрелы. Бомбили, склады горели по трассе. Я подогрела еду на сухом спирте, покормила мужа и хотела лечь отдохнуть. Уже и окна у нас повыбивало, холодно так было. Я подумала, что может, лучше находиться в общем коридоре. Взяла табурет, одеяло и пошла в коридор. И в это время в нашу квартиру попал снаряд. Провал был по всему стояку, и дырка как раз в той комнате, где я собиралась лечь отдохнуть. 

Услышала, как муж кричал, а я провалилась в дырку с восьмого на седьмой этаж. Кругом - пламя, рыжий дым, все на меня валится. Я стала тушить огонь, потому что он начал ко мне приближаться. Провалилась на шестой этаж, запуталась в арматуре. 

Смотрю - шкаф из прихожей, почему-то без дверей, без вещей, совсем пустой. Он такой узенький - сантиметров 40-50. Я туда упала и стала кричать. Тут откуда-то взялся парень с топором. Он меня оттуда пытался тащить и не мог, кричал и матерился. И тут подошел наш новый сосед с шестого этажа, и вдвоем они меня оттуда вытащили. Спросили меня: «Кто-то есть еще живой?» Я сказала, что мой муж на восьмом этаже. Мужчина побежал туда, потом так медленно вернулся и сказал, что там - сплошное пламя. Что было с мужем - я по сей день не знаю. Его или убило, или сердце не выдержало. 

Я села, никуда не хотела идти. А этот парень говорит: «Я тебе жизнь спас и не дам, чтобы тебя здесь убило». И потащил меня вниз. Когда мы спускались, на пятом этаже лежал мужчина убитый, видимо, осколком. Люди все бежали, кричали. 

Этот парень вытащил меня на улицу - там машина какая-то стояла, на крыше у нее был крест. Я думаю, что это были спасатели, а от нас недалеко была патрульная полиция. Меня в эту машину затолкали, и я уехала почти раздетая. Дома было холодно, и я одела кроссовки, куртку и спортивки - в этом и провалилась. Услышала, как этот парень спрашивал, куда нас везут. Ему ответили: «В театр». 

Когда опомнилась, я уже была около раздевалки и увидела мужчину, который что-то рассказывал. Мне казалось, я все слышала и понимала, но не могу вспомнить ни одного слова, что он говорил. 

Кругом был шум, людей полно. Я поняла, что этот мужчина рассказывал, что происходит в городе, что захватили. Он говорил, что Мариуполю дали звание города-героя, потому что были жуткие обстрелы. Это было 9 мая. 

Там, в театре, мне обработали все раны. У меня были ожоги, а я вообще никакой боли не чувствовала. Только болела вывихнутая рука. Врачи говорили, что может быть перелом. На утро приехали ребята и повезли меня в травматологию. Там оказалось, что у меня вывих. Мне руку дернули - все на место поставили. Я говорю: «Если бы я не пришла в больницу, чтобы было с моей рукой?» Они говорят: «Вы были бы инвалидом, потому что вывернутая так бы и заросла». Я вышла из больницы и пошла опять в театр. 

В тот день разбили роддом - только я прошла эту территорию, как началась бомбежка, около больницы упали бомбы. Я быстренько дошла до подземного перехода и решила там посидеть, потому что уже очень сильно болели ноги. Но глянула – там ступеньки, и пошла вокруг. Там был магазин - только я его прошла, как туда сразу прилетела бомба. 

Я пришла в театр. Познакомилась там с женщиной, Аллой. Она выехала с левого берега с дочкой и зятем. Они организовали в театре питание: что могли, то готовили - в основном, для детей. Но мы рады были и кипятку. Был там повар Миша, грузин. Он готовил то суп харчо, то суп гороховый. Он такой, с юмором. А у меня ничего не было - ни ложек, ни вилок. Потом мне девочка Надя подарила чашку, и у меня появилось первое мое имущество – чашечка. Еще Женечка-святительница была, муж ее - артист Сергей, фамилии не помню. Они сейчас выехали в театр на запад Украины и, слава Богу, живы остались.

Они меня все опекали, прозвали меня «Бабушка, которая с восьмого на шестой».  

Там эти девочки все организовали. Я у них спрашивала: «Откуда у вас силы берутся?» А они мне отвечали: «Из-за таких сильных, как вы». А я им: «Да какая я сильная?» А они: «Мы от вас никогда нытья не слышали, вы ничего не требуете». Так прошло несколько дней. 

16 числа утром дали кипяток, как всегда, и стали готовить обед. Пошли разжигать костер, а Женечка искала доски, чтоб окна забить. И вдруг раздался такой взрыв! Все стало обваливаться. А я уже куда-то далеко не могла отходить – боялась. Мы сидели около гардеробной в театре. Слышу, люди бегут и кричат, что в сцену попала бомба, все обрушилось. И эта Алла, мама Надина, говорит: «Ой, там же Надюша с Игорьком! Они, наверное, погибли». Я говорю: «Нет, не погибли, они живы». А она села, просто закаменела и почернела. Я ее, как могла, успокаивала. 

Все вокруг кричали: «Театр горит, выходите!» Мы вышли, все побросали. Мне, правда, и брать нечего было, а у нее там были вещи, но она все бросила. Вышли на улицу - все кругом горит, трещит. Напротив театра есть кафе - там мужчины выбили окно, и мы туда зашли, сели.

Занесли девочку лет 15 на носилках - она была ранена в голову. Но потом приехали волонтеры и ее увезли в больницу. 

Пришел мальчик 15 лет. Я его знаю, он из третьего подъезда, у него на глазах убили бабушку и маму, а отца не было. Он был ранен в ногу - нашел какую-то палку и отпирался на нее. Его взяли под опеку соседи, они его знали. Там я нашла своих сватов. Обстрел продолжался, в этом кафе полетели окна, и в нем стало опасно.

Люди стали идти кто в филармонию, кто куда. А у нас сват больной, сваха - инвалид второй группы, почти слепая и я с побитыми ногами. Мы решили идти домой пешком. Но уже были сумерки. Мы спросили у встретившегося мужчины, где можно убежище какое-то найти. Он подсказал, что там в недостроенной церкви люди прячутся. Он нас отвел туда, постучал. 

Вышел отец Алексей и сказал: «Здесь очень холодно, но довольно-таки безопасно».  Мы пошли в церковный подвал. У нас ни воды, ни еды не было. 

И тут пономарь нам принес пол-литровую баночку воды горячей. Это было спасение. На второй день его снарядом ранило в руку, и он ничего нам больше не давал. Было очень холодно, а у нас - ни одежды, ни одеял. Спать было невозможно. Мы там простыли, в нечеловеческих условиях пробыли пять дней, и выбрались. 

Девятиэтажка перед церковью вся горела, кругом - выстрелы, трупы. Дошли мы до седьмой школы. Думали, там побудем, а она уже разрушенная. Потом кругом нас обстреляли – снайперы стреляли, ракеты летели. И мы дальше пошли, начали спускаться к речке. Встретили там бывшего полицейского. Он сказал, что нужно обязательно выбираться в Украину, чтобы сделали нам документы. Нам дали воды попить, и на дорогу дали. 

Мы пошли дальше, и когда уже сил не было, встретили мужчину, который предложил нас пельменями накормить. Мы от пельменей отказались, но я попросилась у него переночевать. 

Он сказал: «Можно, но у меня окна выбиты и холодно». Привел к себе. Я ему вкратце рассказала нашу историю. Потом соседи принесли горячий кофе, напоили нас, но кушать ничего не хотелось. Я за эти две недели первый раз уснула. Нам мужчина одеяла дал. Так мы у него прожили три дня и решили собираться дальше. 

Пришли дальше на колонну, там нас накормили. Сваха хоть и слепая была, но на ногах. Мы пошли домой. Моя квартира была разбитая, а квартира сватов оказалась целая. Зять приехал и забрал. Мы там две ночи пробыли без воды: ни туалета, невозможно ничего. Зять приехал и забрал нас в Никольское. Там свет был и колодец с водой, а через два дня появилась связь. Дозвонились до моей сестры, и меня забрали в Камышеваху. Туда же и родственники приехали из Мариуполя. Они нам рассказывали страшную картину. 

Потом я поехала на Запорожье. Мы проехали 21 пост ДНРовцев и кадыровцев - каких только не было. Но я женщина пожилая, мне 69 лет. Они меня не трогали, документы не спрашивали, а водителю и еще одному мужчине из Каменского больше всех доставалось. Мы приехали глубокой ночью в Запорожье, но нас сопровождала милиция. 

Поселили нас в детском садике, там давали расческу, щетку и одежду, а я женщина большая - на меня одежды не находилось. 

Потом в меня отвезли в Днепр, а там внучка моя договорилась, чтобы меня посадили на поезд до Тернополя. Меня посадили эти люди незнакомые - я их никогда не видела. Они меня там встретили, на дорогу дали еды, в поезд посадили. Документов и телефона у меня не было. Но они кондуктору билет через телефон показали. В Тернополе меня встретила внучка. Девочка-волонтер записала мою историю и передала Кате Осадчей, даже была передача по «1+1» – моя история, это было в апреле. 

Тернополь - очень хороший город. Я не знала украинский, но там начала говорить. Там я все документы обновила и восстановила. А потом мы выехали в Киев, потому что внучке нужно было работать. Но они сняли квартиру на 22-м этаже, а я не смогла там жить. Тут еще бабушка мужа моей внучки - мы стали с ней вдвоем жить на съемной квартире. У нас сейчас все хорошо, мы получаем гуманитарную помощь в фонде ЯМариуполь. 

Мне показывали фото моей квартиры, но я не могла смотреть на нее сожженную. В этой квартире было все, а остался один пепел. У меня нет слов - кем нужно быть, чтобы разрушить миллионы жизней мариупольцев, украинцев, лишить жилья и старости. В Тернополе я пошла в полицию. Мне нужно было доказать как-то смерть мужа, но так и не смогла доказать. Они показания у меня взяли. Я хотела подать в любые суды, я готова рассказывать каждое мгновение, я все помню. Все должны знать обо всех злодеяниях, которые сделали рашисты. Я когда слышу про город Мариуполь, у меня сердце разрывается. Из такого города сделали руины.