Історія подана мовою оригіналy
Наталья Николаевна три месяца провела в оккупированном Мариуполе и испытала жуткий страх и ужас. С трудом ей удалось выехать. Во время фильтрации ее с сыном чуть не застрелили. В Украину пришлось ехать через россию и Европу
Мне 58 лет. У меня двое детей. Я из Мариуполя. Сейчас нахожусь в Киеве.
24 февраля начались взрывы. С первого дня было все слышно. Где-то через четыре-пять дней взрывы раздавались уже очень близко. А потом началось: жизнь в подвале, обстрелы.
Я пробыла в Мариуполе три месяца. В середине апреля шли постоянные бои, все рушилось, взрывались дома. С конца марта было все закрыто, людей из города не выпускали. Мы целый месяц ходили на выезд, но никаких коридоров не было. Тех людей, которые стояли на выезд, разгоняли. Они кричали: «Угроза ракетного удара!» Все разбегались. Они, по-моему, насмехались над нами. Только в одну сторону можно было ехать – в россию.
Каждую ночь были такие бомбежки, что дрожали дома. Мы не могли спать. И днем из-за обстрелов выйти было невозможно. Просто повезло, что наш подвал не разбили.
Затем издевательства начались. Мы выезжали на машине. Нельзя было уехать без пропуска. Его давали на три дня или на семь дней. За этим пропуском нужно было ходить целый месяц, а то и больше. Приходили, а они по 10-20 человек пропускали. Мы получили пропуск в течение полутора месяцев. Ехали через россию в Европу, а оттуда – в Украину. Чтобы выехать, нужно было еще пройти фильтрацию, во время которой они издевались над людьми. Над сыном поиздевались хорошо, его чуть не застрелили. Меня тоже чуть не застрелили. На границе вещи отобрали у нас. Вот так добирались до Киева.
Во время фильтраций люди пропадали. Я очень сильно переживала за сына.
Ничего не было: ни воды, ни лекарств, ни хлеба. Только в начале апреля – в первых числах мая они привозили «гуманитарку»: одну буханку хлеба и одну баклажку воды на месяц. За водой нужно было к колодцу ходить. Там тоже много людей погибло из-за обстрелов. Лекарства появились, когда стали привозить гуманитарку. Много умирало людей, потому что не было медикаментов. Хоронили умерших во дворе.
Рассказать – это одно, а пережить – совсем другое. Словами не передать те ощущения, тот страх и тревогу. По нескольку ночей стояли в очереди на фильтрацию, чтобы они поиздевались, а иначе нельзя было выехать никак. В Запорожье не выпускали. В один день можно было проехать, а в другой - уже нет.
Они просто убивали людей. Не воевали, а убивали, уничтожали. Я прошла по всему городу - это кошмар - и обратила внимание: то, что им нужно, они не уничтожили. Не уничтожили парк, чтобы потом концерты устраивать. Не уничтожили ни одного недостроенного дома. В недостроенные дома не попал ни один снаряд, а рядом жилые дома полностью сгорели. И так везде. Они уничтожали людей и сейчас продолжают уничтожать.