Історія подана мовою оригіналy

Ульяна потеряла квартиру второй раз. Ее дети пережили стресс, а соседи угрожали сдать ее оккупантам

Мы в 2014 году в связи с войной переехали из Луганска в Мариуполь. Обосновались там, получили год назад квартиру по государственной программе. Только переехали, и началась полномасштабная война. Муж в тот момент был на заработках, а я осталась в оккупации с двумя детьми, мамой, котом и собакой. Выехать с левого берега, где мы жили, было невозможно – такси вызывать было бесполезно, а своей машины у нас не было. Мама была в тяжелом состоянии, нетранспортабельная. Поэтому 26 февраля мы спустились в подвал и прожили там два месяца под бомбежками.

Дом наш пострадал - были прилеты по крыше, остались только разрушенные стены. Очень тяжело было. Соседи, с которыми мы близко сдружились оказались коллаборантами. Я была раньше военнослужащей, но уволилась в запас, потому что у меня двое детей. И вот они меня шантажировали на протяжении этих двух месяцев. Слава Богу, не сдали. У нас получилось 28 апреля выехать в Мангуш, а потом - на территорию, подконтрольную Украине.

Как только мы приехали на территорию свободной Украины, «любимые» соседи сдали нашу квартиру.

Все, что там уцелело, вынесли. Квартиру изъяли в пользу «Донецкой Народной Республики». Она, конечно, разбита, но сам факт…

Мы были в Измаиле, сейчас - в другом городе по работе. Вывезла я маму и детей, кота и  собаку. Вещи взяли только те, которые были на нас. Мы живем бесплатно в хорошей квартире сейчас, у нас замечательные хозяева. Мы оформились в Красном Кресте, чтобы получать выплаты по программе. Я устроилась на работу.

В оккупации очень было тяжело. Мы использовали ту воду, что успели набрать. Собирали дождевую, топили снег, процеживали через марлю, тряпку. Ходили набирать в источниках. Были прилеты.

Впереди стоящие падали, многие погибали. Но все равно люди шли за водой в частный сектор к колодцу.

Вода была зеленая, от нее у людей начиналась страшная диарея. Лекарств не было. Что касается еды – у всех были морозильники забиты в квартирах. Мы всю еду несли в подвал. Когда закончились запасы, искали. Я понимаю, что это неправильно, но стыдно не было. Надо было выживать, поэтому еду брали, где только могли добыть. Варили на костре. Очень много людей погибло во время приготовления пищи. Все похудели сильно. Маме было плохо. Те лекарства, что у нас были, мы все использовали. Она лежала в подвале.

Очень много в городе было военнослужащих с российской стороны. Первыми пришли люди, которые с 2014 года жили на оккупированной территории, в Горловке. И это были ребята от 18 до 22 лет. То есть, на момент образования «ДНР» им было по 10-12 лет. У всех у них промыты мозги, они нас ненавидят.

У меня двое детей, дочери 16 лет, и еще со мной была соседка, ее девочке тоже 16. Мы прятали своих девчонок, а сами ходили грязные, чумазые, чтобы на нас обращали меньше внимания. Нам повезло, что с нами все было хорошо, никто не издевался.

Там было очень много чеченцев и русских, а еще горловчан и донецких. Мы молча ходили. Я старалась не смотреть на них, чтоб по выражению лица они не поняли все, что я о них думаю. Я очень боялась.

Соседи сказали: «Мы знаем, кто ты такая». Мне приходилось чаще других ходить за водой, кушать готовить. Своего рода «расплата».

"Гуманитарку" начали давать где-то в середине апреля. Мы уже начали выходить из погреба не только за водой и в поисках еды, но и просто пройтись по левому берегу. Однажды пошли в сторону школы, нас не пустили  чеченцы, развернули назад. Перед этим осмотрели шею, руки, проверили, что у нас в рюкзаках. Мы пошли в сторону гимназии, там выдавали гуманитарную помощь. То, что дали, мы принесли домой. Всего нас было около 30 человек. Жили дружно, помогали друг другу.

Я считаю, что если нам дадут технику в полном объеме, то война закончится быстро. Очень хочется, чтобы в этом году. Но без техники, без оружия, которое нам нужно, война будет длиться долго.

Мы в 2014 году все потеряли в Луганске, а теперь снова все потеряли в Мариуполе. Но  самое главное – мы выжили. У детей, конечно, очень сильный стресс. Психологическая травма останется, видимо, на всю жизнь.

Я мечтаю вернуться в город, который уже стал родным, в свою квартиру, отстроить ее, поставить окна. Еще хочу смотреть, как растут дети, как у них все в жизни складывается, дождаться внуков. Хочу, чтобы мама в последние годы своей жизни не видела войны, чтоб дети ее не видели. А еще - чтобы люди оставались людьми, и было больше человечности и доброты.