Історію подано мовою оригіналу

Жители Энергодара встречали оккупантов пикетами на подступах к городу, выходили на митинги протеста, но случилось то, чего никто не ожидал и даже не мог представить

24 февраля я собирала детей в школу. У меня был выходной. Младший сын заболел и находился дома. Смотрел мультики по телевизору. Мне позвонила мама дочкиной одноклассницы, которая проживает в Ивановке, и спросила, отвезла ли я дочь в школу. Я ответила: «Не отвезла. А что случилось?», и она сказала, чтобы я включила новости - у нас началась война. И я детей в школу не повела. 

Сразу приехал брат и сказал, что его забирают в военкомат. Больше мы не виделись. Мы только списываемся и знаем, что все хорошо. Очень сложно, очень печально было, тяжело. До сих пор наш город в оккупации. Но особенно тяжело осознавать, что атомную станцию обстреливают, обстреливают мирных жителей, дома… 

Мы не думали, что оккупанты придут на нашу атомную станцию. Никто не ожидал, что они придут 3 марта вечером. Мы выходили на протесты, ездили на блокпосты. 

Там стояли бабушки с иконками, которые кричали: «Энергодар – это Украина!», но 3 марта россияне зашли на блокпост и начали стрелять из танков. И они ехали не по городу, а сразу на атомную станцию.

Была с логистикой проблема, и было очень мало продуктов. Мы вставали в шесть утра вместе с мужем, шли за хлебом и возвращались ближе к обеду. Очередь была очень большая. Мы могли купить хлеб, молоко, масло сливочное, вермишель, но только в некоторых магазинах, потому что налички в банкоматах уже не было, они не работали. И мы ходили занимать очередь, расплачивались карточками. Очереди были километровые. Люди стояли на дороге, покупали все, что есть в магазинах. Надо тебе или не надо – брали все, потому что никто не знал, привезут это потом или нет. Мэр наш организовывал подвоз гуманитарной помощи, только она не вся до нас доезжала. 

К нам помощь допустили два раза, пока я была в Энергодаре, а потом всю гуманитарку оккупанты воровали. У нас даже был митинг по этому поводу. 

Лекарства было очень тяжело найти. Были перекупщики. Все, как во времена Советского Союза: приходишь на рынок, а там ничего нет. У нас город маленький, и мы все пересекались, мы знали жителей Энергодара. А тогда лица кавказкой национальности появились, которые стояли и торговали всем этим: и лекарствами, и подсолнечным маслом. На тот момент оно стоило 120 гривен за килограмм на рынке. 

Там были уже наши продавцы, которые занимаются огурцами, помидорами – у кого что было. Приходилось ходить по морозу на рынок очень рано и занимать очередь, чтобы что-то купить. Мы не могли детям купить фруктов. Младший ребенок всегда у нас просит конфет, но мы не могли их купить, потому что килограмм леденцов «Дюшес» стоил 380 гривен. 

Выехали мы оттуда 14 апреля – после того, как началась оккупация. Мы жили возле леса - там оккупанты ставили растяжки. Они стреляли по городу, стреляли на блокпостах каждую ночь, и мы решили выехать. Проехали через Токмак, через Каменское. Мы добирались 12,5 часов и проехали больше 20 блокпостов русских. Досматривали меня, досматривали мужа. Осматривали под футболками татуировки, трогали руки, щупали, осматривали вещи. 

У одного мальчика 19-летнего, который с нами ехал в Запорожье на учебу, хотели носки забрать. Искали вещи, которые им подходят. 

Мы приехали в Запорожье к свекрови. Живем у нее. С моральными трудностями столкнулись больше всего. Школа – онлайн. Тяжело из-за сирен, прилетов. Морально тяжело, потому что мы оставили свою квартиру, дом.  В нашу квартиру россияне зашли. Вскрыли двери, забрали бытовую технику, ноутбук, мужские вещи. Мама приехала и как смогла, сама отремонтировала двери. 

Гуманитарку ежемесячно получаем, и памперсы на ребенка я получаю. Тяжело в том плане, что мы сидим на месте и ничего не можем изменить.

Меня шокировало то, что 24 февраля россияне вторглись, когда люди спали, и бомбили дома. Они не имели права на атомную станцию заходить, и это меня тоже шокировало. То, как они стирают с лица земли Мариуполь, и ситуация в Энергодаре шокирует. Там много раненых, многие умерли уже, многие люди пропали. 

Наш знакомый сидит в СИЗО, потому что не идет на сотрудничество с Российской Федерацией. Уже второй месяц не подпускают к нему никого, только передают продукты – и все. 

Нас пришли «спасать», только от кого? Меня не надо было спасать, я прекрасно жила. У меня прекрасная работа была, муж тоже работал. У меня была своя квартира, был свой дом. Дети учились, ходили на кружки разные. Младшая дочка занималась гимнастикой, старшая – пением, легкой атлетикой. Мальчик ходил в садик. А оккупанты пришли и забрали все, что было у людей, которые выехали с одним пакетиком. У них ничего нет, только документы и вещи кое-какие. 

Мой дедушка воевал, он ветеран Великой Отечественной войны. Дедушка нам рассказывал о немцах. И то, как поступают войска Путина… Они хуже гитлеровцев. Они убивают мирное население в Украине, они просто стирают Украину с лица земли. 

Я не работаю в Запорожье, потому что садики закрыты и я не могу ребенка туда повести. Буду за него переживать, потому что тут вечно - тревога, сирены. А малышу только два годика. Муж устроился в строительную фирму, а я дома сижу. 

Мне так хочется вернуться домой! Но пока не закончатся ракеты, пока не закончатся буряты, кавказцы, пока их не перебьют – война не закончится. 

Они не уйдут просто так с нашей земли, они будут бомбить, убивать, они будут все рушить. Им просто нужна Украина. И мне кажется, война будет идти еще очень долго. 

Мы всей семьей мечтаем вернуться домой, в свою квартиру, пойти обратно в садик, на работу, в школу. Моя мама там. Мечтаю встретиться с мамой, увидеть брата, племянника, бабушку с дедушкой, которые сейчас живут в оккупации. Это моя самая большая и в данный момент несбыточная мечта. Хочу, чтобы война закончилась, чтоб мы открыли глаза – и нам сказали, что мы победили, все хорошо и мы возвращаемся домой. Мне так хочется, и я думаю, что скоро так и будет. Я в это верю и думаю, что очень скоро это все закончится.