Історія подана мовою оригіналy

Дом Валерии пострадал от взрыва. Они с мужем и тремя детьми уехали, но теперь не знают, что делать и как жить дальше

У нас с мужем многодетная семья - трое детей. Я была социальным работником в селе Преображенка, муж работал в горгазе. Дети ходили в первый и третий классы, а самому маленькому два года. Мама сидела с ребенком, а я ходила на работу.

Меня шокировало то, что вообще эта война началась. Мне мама мужа говорила, что так будет, но я с ней спорила чуть не до драки: «Какая война? Ну как это может быть? Они что, придут и будут стрелять?»

Детей отправила в школу 24 февраля, а мне учительница позвонила и спросила, могу ли я их забрать. Я говорю: «Папа может. А что случилось?» Она ответила, что началась война. От одного этого слова у меня мурашки по коже. Мы сейчас в Запорожье, и когда я слышу звуки взрывов, начинаю трястись.

Мы не хотели уезжать до последнего. После Пасхи прилетел к соседке снаряд из миномета. Муж как раз вышел во двор покурить, и его ранило.

У нас нет погреба, и в этот момент мы все были в доме. Дверь у нас выпала, окна тоже.

Мы всю ночь промучились: не знали, куда обратиться за помощью для мужа. Позвонили в «скорую», но нам не смогли помочь, потому что как раз были боевые действия в селе. Дети кричали от страха, под кроватью сидели. Утром мы увезли мужа в больницу, его прооперировали. Мы забрали его и пошли жить в родительский дом. Но уже через несколько дней нам пришлось уехать – начались активные боевые действия, полетели ракеты, самолеты. Все это очень пугало детей.

Нам дали жилье в Запорожье. Мы за это очень благодарны! Есть вода горячая, питание, чисто и персонал хороший: подскажут, поддержат, есть психолог. Но очень тяжело, потому что мы не дома. Дети плачут, хотят домой. Дедушка приезжает в выходные и тоже плачет, потому что привык быть с внуками.

Муж полтора месяца был на больничном, ходил с костылями. Сейчас уже вышел на работу, его перевели в горгаз Запорожья. Болит нога, конечно, потому что осколок размером с ладонь прошел насквозь. Хорошо, что ничего не задел: ни кости, ни сухожилия. Ведь все могло закончиться совершенно по-другому.

Сложно с обучением. Средний ребенок окончил первый класс. Ему тяжело онлайн заниматься.

Я не знаю, где мы будем жить дальше, что будет с образованием детей. Мы хотим домой и мечтаем, как отстроим там все, когда закончится война. Но что будет на самом деле, не знаем, поэтому вчера подали документы на загранпаспорта.

У нас сейчас еще и газа нет в Преображенке. Когда мужа ранило, нашу трубу очень посекло осколками. Позвонили в горгаз, но они сказали, что не выезжают.

Была утечка газа, мы ничего не могли сделать. Очень боялись, что взлетим на воздух.

Слава Богу, пришел сосед, и они с мужем смогли как-то перекрыть, перекрутить и обмотать трубу.

Свет в основном есть, но сейчас перебои. Спасибо электрикам, что работают в такой обстановке. Сельский председатель предупредил, что зимой будут перебои со светом и газа не будет - пока не кончится война, никто ничего делать не будет.

Соцработники сейчас занимаются тем, что гуманитарную помощь людям развозят. Мой папа им помогает.

Наши соседи остались в Преображенке с детьми. Получают гуманитарку, детей одевают, укутывают и ночуют в подвалах.

Война закончится, когда взрослые люди сядут за стол переговоров и пойдут на компромисс. Сейчас страдают дети, мирные жители. Люди строили, старались, ездили по заработкам, детей рожали.

Мой средний ребенок заикается и писается от страха. Ему семь лет. Мы же детей рожали не для войны.

У нас в селе бахает. Нас защищают, но прилетает в наши дома. Мы живем не просто одним днем, а считанными часами. У нас случай был в Преображенке: женщина спокойно сидела и разговаривала по телефону; прилетело что-то рядом, ей руку ранило и в голову попало. Было тихо, а потом вдруг обстрел, после которого эта женщина умерла в больнице. 

Мне соседка нынешняя здесь, в Запорожье, показала свой дом. Она из Гуляйполя. В том доме уже жить нельзя: в него прилетела ракета и осталась только стена - нет ни крыши, ни окон. Она плачет и говорит: «А если бы я там была с ребенком? Ему 11 лет. Нас даже погреб не спас бы». 

Все время кажется, что это просто сон, но я никак не могу проснуться.  Жить очень страшно, потому что я больше не знаю, куда идти и что делать. И страшно больше не за себя, а за детей. Я понимаю, что если, не дай Бог, что-то случится, просто не переживу. Но будем верить и надеяться, что все будет хорошо.