Історія подана мовою оригіналy

Татьяна выехала из оккупации только в октябре. До этого она помогала беженцам из Мариуполя, чем могла. Но русские преследовали ее за то, что ее брат был военнослужащим.

Мне 47 лет, я из города Токмак, он сейчас оккупирован. У меня есть взрослые сыновья, десятилетняя дочь и мама, ей 67 лет.

Когда началась война я была дома. Я хорошо помню этот день, потому что мой дом находился совсем рядом с объездной трассой со стороны Бердянска. Как раз по этой трассе шла российская техника. 25 февраля мы с сыном еще ездили в Запорожье в госпиталь, я отвозила лекарства, которые собрала у людей. Когда мы возвращались домой, я не понимала, почему дорога забита легковушками. А люди уже убегали от войны. На следующий день с окраин уже были слышны обстрелы – поблизости начались бои.

Вечером 27 февраля я вышла на трассу, которая ведет к Бердянску и увидела, как одна машина притащила другую и уехала. Брошенная легковушка не двигалась, и я решила подойти посмотреть. Машина была расстреляна, полностью разбитая. В машине был мужчина лет 35 и женщина около 67 лет. Мужчина ездил в Бердянск забрать маму, они направлялись в сторону Запорожья, когда по ним открыли огонь неподалеку от Орехова. Я забрала этих людей к себе ночевать, и они рассказали свою историю.

Когда их обстреляли, они выпрыгнули из машины и спрятались, потом их все-таки поймали и держали вместе с другими гражданскими. Там были трупы и раненые, один мальчик истекал кровью.

Потом, когда людей стали понемногу отпускать, они уехали на разбитой машине и оказались у меня. Ночью начались сильные обстрелы, мы с этими людьми прятались в подвале: я, старенькая свекровь, дочка и наши гости. Когда мы утром выбрались из подвала, Саша попытался отремонтировать свою машину. В бензобаке была пуля, но он все-таки решил ехать дальше – в Запорожье.

Мы с моим братом поехали посмотреть, что случилось в городе.

В Токмаке были русские, вокруг города стояли разбитые танки, было много трупов гражданских, сгоревшие машины, русские убитые. Возле банкомата стоял БТР, он наехал на гражданскую «шестерку», в ней были трупы. БТР бросили прямо с боекомплектом.

Брат снял оружие, мы отдали все полиции.

Где-то 10 марта началась массовая эвакуация из Мариуполя. Я жила возле дороги и мне было все видно. Машины ехали разбитые, их было очень много. Напротив моего дома русские организовали блокпост. Они пропускали людей только до 17:00, а потом все оставались ночевать на трассе. Я видела в в машинах очень много детей, они замерзали. 

Я снова вышла, подошла к людям, спросила откуда они. Люди плакали, умолять помочь, я решила забрать их домой. Я знала, что нельзя было выходить на улицу в темное время суток. Все подъезды к дому уже были перекрыты. Но я знала другие подъезды, поэтому забрала и провела к моему дому две машины. В одной машине было шесть человек с детками в другой – семь. Только я завела людей в дом, как к моему двору пришли около двух десятков вооруженных солдат.

Они все кричали: кто мне разрешил, кто дал право передвигаться в неположенное время. Наверное, у меня был шок, потому что страха уже не было. Я сказала, что просто хочу забрать людей с трассы. Они покричали еще, но потом дали мне полчаса, чтобы забрать тех, кого успею.

Идти к соседям у меня не было времени, я вышла на трассу и забрала всех, кого смогла. В ту ночь в моем доме ночевало около 30 человек, там были детки. В шесть часов утра движение возобновилось. Я вывела людей на трассу, и колонна двинулась дальше.

Я соседям рассказала, что можно выходить к четырем часам на трассу и забирать людей домой. Все, кто жили на окраине забирали тех, кого не пропустили, и обогревали их. Так продолжалось неделю. Но мы не могли забрать с трассы всех. К тому же, у соседей не было так много продуктов, чтобы всех накормить.

У меня был ресторан, я переоборудовала его для беженцев. Мы готовили там еду, наши люди приносили матрасы, подушки, одеяла – все, что только возможно. Я еще попросила директора открыть детский сад на окраине города на случай, если людей будет слишком много и их негде будет расселять. Вот так мы помогали чем могли.

Мне было страшно, но я пошла на этот блокпост и умоляла русских солдат, чтобы они объяснили людям, что ехать дальше в темное время суток опасно.

Благо, что те солдаты, которые стояли на посту, пропускали людей в город. Потом мы связались с Мариуполем, обменялись номерами и помогали искать пропавших людей.

Когда у меня останавливались беженцы, я познакомилась с Олегом, он вывозил из Мариуполя тех, у кого не было машин. Я нашла человека, который дал нам бус, и мы поехали в Мариуполь. Это было так страшно. Олег и еще один парень из Токмака легковушками проезжали под обстрелами в город, а мы стояли с моим другом Артемом на въезде и ждали их в бусе, чтобы забирать людей.

Мне все это напоминало фильм ужасов: черный дым, огонь, из этого огня и дыма люди выходили пешком. Выходили раздетые детки, замотанные в какие-то пледы, выносили на тачках больных, выносили животных.

Когда ехали, я взяла с собой пледы, куртки какую-то еду. Ребята подвозили людей к нам, а мы отвозили их уже в Токмак. Мы давали людям все, что могли: куртки свои, воду раздавали. Они были без ничего. Так мы сделали три ходки, вывезли людей в более безопасное место, потом вернулись обратно. Там перегрузили еще людей в бус.

За все время я помогла выехать больше, чем пяти тысячам человек.

Параллельно этим событиям у меня в семье возникли серьезные проблемы. В городе оккупанты заставили меня открыть мой ресторан и платить им налоги. Сказали, что заберут здание, если я не буду работать. Я открыла ресторан. Наши люди туда не ходили, в основном, приходили российские военные.

Мой брат служил в ВСУ до 2021 года. Город маленький, многие знали, что он служил, люди начали друг друга сдавать. Наш военком, когда зашли оккупанты, отдал им полностью все учетные записи военкомата. Русские забирали брата три раза.

Один раз он пропал на две недели, я его еле нашла. К счастью, его отпустили. У меня и у мамы в доме были обыски – они искали оружие. Потом брата начала преследовать местная полиция. Это были те же люди, которые служили еще в украинской полиции и перешли на сторону оккупантов. Мне с большим трудом удалось переправить его тайком в Запорожье. Также тайком, еще в августе, я переправила в Запорожье старших сыновей с невестками. Один сын пошел служить и об этом тоже со временем узнали.

Я осталась дома с дочкой. Когда узнали, что я отправила брата, мной заинтересовалась ФСБ. Я жила в квартире, а в доме со свекровью жила моя дочка. Русские сделали засаду в доме у свекрови, жили там полтора месяца, постоянно менялись.

Потом меня забрали на четыре дня в наш бывший полицейский участок. Пытали, подключали к току. Видимо, поскольку я женщина, меня не сильно били – только пару раз ударили, но сломали ребро.

Позже пришел один ФСБ-шник, они о чем-то между собой поговорили и меня отпустили. Я быстренько забрала ребенка, съехала с квартиры и полтора месяца пряталась. 

У мамы инвалидность, она жила отдельно в доме. Русские периодически приезжали к ней и спрашивали, где я, где брат. В октябре произошла ротация в городе. Люди, которые меня караулили, уехали и я поняла, что это именно тот момент, когда я могу бежать, что маму трогать больше не будут. 

У меня было с собой только 800 гривен, мы доехали до Широкино на такси, а потом попутками добрались до Васильевки. Там на посту я искала машину, на которой мы могли бы доехать до Запорожья. В первый день я ее не нашла. К счастью, у меня в Васильевке живет кум. Я позвонила ему, он забрал нас к себе в гости – просто так русские в город никого не пускали.

Мы пробыли в Васильевке десять суток. Я чисто случайно встретила мужа своей двоюродной сестры. Сестра с детьми уже была в Запорожье, а ее муж ехал вдвоем с мамой. Он смог забрать нас, и в октябре мы приехали в Запорожье. Нам пришлось очень многое пережить.