Історію подано мовою оригіналу

Когда сын приехал в Мариуполь за Валентиной, им пришлось бежать от подвала до машины под прицелом российского танка 

Мне 84 года. Я медсестра, муж - моряк дальнего плавания. В первый день войны мы не поверили. Даже когда в подвале сидели и уже самолеты прилетали каждые 15 минут нас бомбили, мы думали, что это наши, украинцы бомбят - просто отгоняют русских. У нас был пятиэтажный дом на 120 квартир, и все сидели в подвале. И животные с нами были. А туалета там не было - мы в один угол все ходили. Мы не верили, что это война.

Конечно, у нас сразу все отключили. И никакой связи не было. Ребята бегали к ручью за три остановки от нашего дома и потом готовили нам чай утром и вечером на костре. Света не было, холодильник был выключен, окна все выбиты были. Мы в основном сидели в подвале. Было темно, и когда кто-то шел, то переступал через ноги и подсвечивал фонариком. Хлеба очень хотелось. У каждого что-то дома было, например, колбаса или сыр, но ни у кого не было хлеба. А так хотелось хлеба! Чай, который ребята кипятили на костре и давали нам утром и вечером, это было большое счастье. 

Когда меня сын забрал из подвала и мы с ним бежали, я девять трупов видела. Я медик, меня этим не испугать, но тогда я поняла, что это действительно война. 

Мне сын сказал: «Побежали, вон русский танк на нас едет». А я инвалид 2 группы, с палочкой передвигаюсь. Мне было трудно бежать, но я просто себя не узнавала. Я бежала. Сын говорил, что завод Ильича горит, его бомбят. Кто мог поверить, что россияне нападут на нас?

Я переживала только за детей. От них две недели известий не было, а рядом с ними стреляли. Сын всегда помогал ВСУ, и сейчас им помогает. Тогда у нас был рыбцех, и он ловил рыбу. И был магазинчик свой. Сын всегда ребятам привозил в часть рыбу. У меня больше никого нет, кроме невестки, сына и внука. Я все время молила Господа Бога: «Спаси их, только спаси моих детей!», а о себе никогда не думала. Это у меня уже вторая война. Я ту войну тоже хорошо помню, хотя мне было всего четыре года, когда папу провожала.  

Когда мы прибежали, нас уже ждали. Сын был за рулем и внук. И был еще один парень с семьей на внедорожнике. Он ехал в Запорожье. Очень много было проверок российских. В Запорожье мы приехали уже ночью, переночевали. А когда выезжали из Запорожья, там уже наши стояли. До Умани мы ехали, и по дороге стояли только наши блокпосты. В Умани переночевали и поехали в Моршин. Там три дня побыли, зарегистрировались. А потом нас пригласил сюда сына друг. Мы приехали и снимаем квартиру со свахой. Дети отдельно живут.

Наш дом на проспекте Строителей сгорел полностью, я не успела взять ни фотографий дочери, ни каких-то документов, кроме тех, что у меня были в подвале: паспорт и пенсионное. 

Взяла только пакетик с документами, кошелек, мобильный и лекарства. Я была в зимней одежде: на мне была шуба, когда я в подвале сидела. Ночевали там, очень холодно было. Ничего из вещей у меня больше не было. Как же стыдно жене моряка надевать чужое! Я не привыкла к этому, и мне было тяжело. Мне и сейчас очень тяжело.

Я думаю, что к весне или, самое позднее, к лету война закончится. Сейчас так тихо здесь! И мне кажется, что войны уже нет. Сын запретил внуку рассказывать мне о военных действиях. После того, что я видела из своей квартиры, у меня был сердечный приступ, и они мне не разрешают телевизор смотреть и плохих новостей не говорят. Только приходят – и внук сразу рассказывает хорошее. И я довольна, конечно. Я думаю, что скоро война закончится.