Історію подано мовою оригіналу

Татьяна с семьей выбиралась из горящего Мариуполя, спасая десятимесячного внука. К счастью, у них уцелела машина сына. По обочине дороги шли пешком несчастные люди с детьми на руках и больными на самодельных носилках

До полномасштабной войны наш уровень жизни был выше среднего. Муж работал на заводе. Дочь училась в институте. У сына была трехкомнатная квартира, а у нас - двухкомнатная. Жили мы в Приморском районе. Не верилось в начало войны. 

Мы с десятимесячным ребенком сидели в подвале, потому что невозможно было находиться в квартире. Топили снег и делали на этой воде смесь для малыша. Стыдно говорить, но, когда можно было, мы стояли в очереди в разбитые аптеки и просто брали там ему смесь. 

Еще был рядом магазин «Зеркальный», и у нас не было выбора. Мы зашли туда, взяли молочные смеси и спасли в подвале трех новорожденных детей. 

В дом наш было 11 прямых попаданий, и мы просто не вылезали из подвала. Соседей разрывало на куски, когда мы жарили и варили то, что у нас было. Потом уже кормили только бабушек, дедушек, а сами ничего не ели. Старались кормить детей. Я не знаю, как выжил наш ребенок. 

Все ближе подбирались к нам бомбежки, и мы поняли, что надо выезжать. Ехали мы на машине сына. Из Мариуполя до Бердянска вместо полутора-двух часов мы ехали двенадцать. Там был 31 блокпост. Раздевали до трусов и мужа, и сына, и всех мужчин. Естественно, и трупы, и расстрелянные машины, и танки – мы все это видели. Но наш мозг так устроен, что воспоминания то ли притупляются, то ли стираются. 

Было ужасно. Мы выехали в чем были в подвале, без вещей. Ребенка засунули в машину. Были невестка, сын... Моей дочери 18 лет. Она встречалась с мальчиком, и попросилась пойти к нему в частный дом. Это было в нескольких кварталах от нас, и мы ее отпустили. Связи не было. Мы уже поняли, что нас ничего не спасет, нужно только уезжать. Фактически никаких «зеленых коридоров» не было. 

Мы поехали за дочерью. Приезжаем, а их дом разбит «Градом», и там никого нет. Вот в таком ужасе мы стали выезжать из Мариуполя. 

По дороге видели бабушек с палочками. Это было ужасно. Инвалиды шли пешком. Люди сооружали носилки и несли бабушек. Детей несли на руках. Когда мы были в Бердянске, там были россияне, и доходило до того, что хотелось вцепиться в них и разорвать. Они раздавали листовки из наших магазинов. Цены в Бердянске были космические. 150 гривен – сахар, 400 гривен – колбаса. И мы, давно ничего не евшие, отдавали последние деньги за эту еду. 

У нашего десятимесячного ребенка была температура 40 и понос. Нас поселили в Дом пионеров в худшие условия, чем мы были в подвале. Там был матрас на матрасе, а люди же разные. Мы сказали, что ребенку очень плохо, и попросили помочь снять квартиру. Нам дали номер телефона женщины, у которой были больные ноги. Она оставляла таких людей, как мы, на одну ночь. И мы остались у нее на три недели. Она нас приютила, кормила бесплатно. 

Мы задержались, потому что не могли найти дочь. Она попала в морской лицей и сутки ждала, пока появится связь. Когда мы, наконец, созвонились и сказали, где мы, они с парнем пешком дошли из Мариуполя до Мелекино. Дочь была без куртки, в шортах, потому что в тот дом, где они были с парнем, было попадание «Града». Они успели выскочить, а дом загорелся. 

У парня были татуировки, и ему пришлось пережить ужас. Оккупанты его избили. 

В конечном итоге они вдвоем добрались до Бердянска через весь этот ад, на свой страх и риск. Мы забрали свою дочь в Бердянске. А потом мужу на телефон стали приходить сообщения, что можно приехать в Каменское или в Кривой Рог, перевестись туда на работу. 

Сейчас мы находимся в Каменском, снимаем квартиры. Очень тяжело. Мы просто выживаем. Надежды на компенсации нет, так что надеемся только на себя. Выживаем из последних сил. Дочь успела выйти замуж, родить ребенка. У сына – трехлетний ребенок, наш внук. Просто нечеловечески тяжело. Мы все снимаем квартиры, нас никто не расселяет. Надеемся только на себя. Все, что мы пережили, никогда не забудется. Самое страшное – это когда бабушки под 80 лет от всего этого ужаса сходили с ума, и на третий день мы начали хоронить таких бабушек. А еще – когда внука было нечем кормить. Остальное все пережили и надеемся на лучшее. Но все-таки очень тяжело такое переживать.