Історію подано мовою оригіналу
Мы живем в Мариуполе в девятиэтажке. У нас большой подъезд. Люди рано идут на работу. В шесть утра мы уже знали, что война. Растерялись, не знали, что делать, куда бежать. 4 числа у нас не стало ни света, ни газа, ни воды – ничего. Молодежь стала на улице готовить. А у нас большой дом, и одного костра не хватало. Разжигали и два, и три костра возле каждого подъезда. Выносили, кто что мог, и готовили. Жили мы в подвалах: и кошки, и собаки, и дети. Это страшно – пережить такое.
Самое страшное – бомбежки. Когда кидали на нас бомбы. Ладно еще, когда мелкие снаряды. А вот когда большие бомбы стали сыпаться, то это было страшно. Мы не знали, кто выживет, а кто нет. Как все будет. Никто ничего не знал. Все прятались.
Я плохо хожу, я уже в возрасте. Меня как спустили в подвал, так я оттуда и не выбиралась. И таких, как я, было много. Ездили по улицам российские танки, ходили по квартирам русские солдаты и забирали у людей бытовую технику.
Мы 20 дней сидели в Мариуполе подвале. 4 марта залезли, а 22-го вылезли. Пытались выехать. Я в возрасте, сын из-за меня не уезжал - не мог меня бросить. А люди помоложе пытались - и никак не могли выбраться. Они утром уходили с вещами, а вечером возвращались. Вот мы и сидели там до 22 марта. А уже потом брат мой приехал за нами и забрал нас в Ялту – поселок рядом с Мариуполем. Там мы прожили неделю, а потом дальше поехали.
Мы ехали двумя машинами. У дочек моего брата есть машины, и мы ими выезжали. Нас было восемь человек. Нас останавливали на российских блокпостах 29 раз. Везде уже были россияне. Они проверяли багажники, вещи. Правда, не раздевали. На одном только блокпосту наших ребят держали часов пять. А нас, пенсионеров, не трогали, не раздевали. Документы проверяли – и все. Нам было страшно. Мы едем сюда, а российские танки едут нам навстречу… Когда мы уже услышали украинскую речь, сильно обрадовались.
Сын сейчас со мной. А невестка и внук… Мы хотели их забрать, но возвращаться было поздно. Невестка с внуком - там. Приспособились как-то и живут. Надо же выживать. Потом мы видели свой дом по Интернету – заново выкрашеный, выбеленный. От этого еще больше душа болит. Хотелось бы, конечно, вернуться домой.
