Історія подана мовою оригіналy

У Ларисы Ивановны нет никаких сомнений в том, что Донбасс украинский. Ее дедушка, уроженец Донецкой области, всю свою жизнь говорил на чистом украинском языке, а ее мама выходила замуж в украинском венке.

Вспоминаю как до войны большой семьей встречались с дедушкой и бабушкой. Они пели, у них были очень красивые голоса, и я до сих пор не могу слушать народные песни, потому что душа разрывается – сразу слезы градом…

Мы поняли, что что-то не так, когда начали появляться российские КАМАЗы. Мы часто в Горловку раньше ездили. Однажды я приехала, а там - как другое государство – везде висели российские флаги. И мы перестали туда ездить.

Потом появились блокпосты. На постах стояли чеченцы, наемники русские. Как-то у меня проверял документы двадцатилетний парень с российскими погонами и акцентом. Еще тогда они потихоньку захватывали нашу землю.

А здесь, в Новгородском, бросалось в глаза, что те, кто раньше были никем и сидели без работы, вдруг начали стоять на блокпостах, получали какие-то зарплаты. Часто было такое, что ребята стояли на посту под наркотиками. Ой, это было очень страшно! 

Я не очень помню, как все начиналось, но я хорошо помню, как освобождали наш город. Здесь был самолет, который освобождал Новгородское, была стрельба. Я очень переживала, что маму ранит, сюда еще должен был брат приехать. 

Когда Новгородское освободили, я ехала с таким большим вдохновением, так радовалась, что наш город освобожден! Даже несмотря на то, что тогда аптек не было вообще, а магазины были закрыты.

Пару раз мы получали помощь от организации «Человек в беде». И один раз мне пришел денежный перевод на шесть тысяч гривен. Я немного добавила, и мы купили для мамы медицинскую кровать, с помощью которой ее можно было переводить в сидячее положение.

Когда я маме сказала, что не знаю, откуда деньги пришли, и мы, наверное, купим ей эту кровать, – у нее хлынули слезы. Потому что все это время она лежала на маленькой деревянной кровати и видела только небо, а на этой можно было подниматься и смотреть в окошко.

То, что говорят, что Донецкий край – это российская земля, – это неправда. У меня все дедушки и бабушки отсюда: дедушка по папиной линии разговаривал только на украинском языке. Моя мама тоже говорила только на украинском. У меня даже фото есть с маминой свадьбы, где она стоит в платье и в украинском веночке. Это фото для меня очень дорого.

Так что сказать, что это была российская земля, было бы полным враньем. Здесь были украинские традиции.

Мы очень мечтаем о мире на этой земле. Мечтаем, чтоб наши дети не погибали. У нас в поселке много военных. Я как-то по пути в магазин встретила группу ребят-военных, и у одного был такой глубокий, пронизанный болью взгляд, словно он видел такое, о чем и сказать нельзя… С той встречи прошло четыре года, а я до сих пор помню его глаза. Хочется мира и победы, но, чтобы не погибали люди. Будет мир - будет и все остальное.