Історія подана мовою оригіналy

За время эвакуации харьковчанка Ольга научилась справляться с проблемами в одиночку, и поняла, что родная страна достойна, чтобы ее беречь.

Я живу в Харькове с родителями, но отдельно от них. Во время боевых действий я выезжала в эвакуацию, потом вернулась. 1 марта был обстрел, но я его перетерпела. Через две недели был очень сильный обстрел, и я не выдержала, выехала. Предлагала поехать родителям, но они не согласились. Я поехала в Полтаву, потом была в Лимане, потом снова в Полтаве. В итоге я поняла, что лучше Харькова нет, и вернулась домой.

22 февраля прошлого года я проснулась, потому что услышала взрывы. Подруга предупреждала меня, что к этому идет, но я не придавала значения ее словам — думала, что ситуацию «разрулят». Теперь же у меня не осталось сомнений, что началась война. Я полезла в соцсети, стала читать новости, потом созвонилась с мамой. Тогда еще не было понимания, насколько это серьезно; мы думали, что немного побомбят, и договорятся. Еще два дня после этого до меня не доходила суть событий, но потом я поняла, что это не «спецоперация», а настоящий геноцид, ведь уничтожают не политиков, а мирных граждан.

Когда шли бои, мы слышали взрывы, над нами летал самолет; было очень страшно.

Трудности были, когда пришлось одной ехать в Германию; был страх, что не найду поддержки, потому что приходилось общаться с чужими людьми, принимать решения, решать бытовые проблемы. Я ехала из Полтавы, и дорога заняла три дня. Мы поехали во Львов, из Львова в Польшу, потом – в Германию, и мне физически было сложно это пережить.

На тот момент я себя плохо чувствовала, и не было рядом никого, кто бы поддержал меня. Ехали мы с коллегой.

Шокировала неизвестность: вдруг какая-то проблема возникнет на таможне, и меня не впустят? Дорога была сложной, и хоть автобус был комфортабельным, измотала меня, я стала нервной из-за этого. Было уже подвигом доехать целой и живой, а потом еще и устроиться.

Какое-то время я зарабатывала, мне помогли в финансовом плане, но сложности были больше моральные: жизнь с чужими людьми, с которыми меня поселили после приезда.

Шокировало во время войны буквально все. Мы с соседями собирались вместе во время обстрелов, пользовались правилом двух стен, которые якобы защищают. Самое страшное, когда над нами летал самолет, и стены начинали трястись — как во время землетрясения в Турции, когда рухнули дома.

Наш дом панельный, девятиэтажный, и появилось ощущение, что он вот-вот рухнет на нас, и мы погибнем под развалинами. Один день был просто невыносимым; мы не знали, как пережить его, настолько было страшно. Я не представляла, что день может длиться так долго, это морально изматывало.

Было приятно осознавать, что люди объединились, и даже чужие граждане предлагали помощь. В тот момент забылись разногласия, и я поняла, что кому-то дорога моя жизнь. Люди стали больше общаться, соседи сплотились; я тогда ближе познакомилась с теми, кого не знала, просто здоровалась с ними на улице. Меня очень тронуло волонтерское движение. Если честно, я не ожидала, что мы будем вот так вот держаться.

Мне пришлось столкнуться с гуманитарной катастрофой, потому что там, где я живу в Харькове, позакрывались магазины, работал один супермаркет. Раздавали гуманитарную помощь – и именно во время раздачи шли обстрелы; нас, к счастью, это миновало, но все равно было страшно. Тогда был мороз, и люди на этом морозе шли и занимали очередь с трех, с пяти утра.

Это был шок; я думала, что такое осталось только во время Второй мировой войны, когда наши бабушки страдали от голода – но что это случилось в 2022 году, для меня было дико. Было ощущение нереальности, как будто это не с нами происходит.

Потом магазины заработали, и я помню, как мы помогали друг другу, кто-то приходил, делился продуктами. Мои родители запаслись перед войной, так что в этом плане нам было полегче, чем другим людям, особенно немощным старикам, которые не могли пойти кушать себе купить.

Отец выходит на работу раз в неделю, по-моему – он работает на заводе, и работы мало сейчас. Мама работает врачом, так что у нее с работой стабильно. Я потеряла работу по причине, которая не связана с войной, но поскольку война идет, я сижу дома.

Я не знаю, что будет дальше. У меня родители пожилые, и кроме них никого нет. Моральной помощи нет. Хотя квартира целая, но все равно страшно, потому что давит обстановка войны, неопределенность завтрашнего дня.

Я считаю, что нам повезло больше, чем другим людям, но не знаю, с чем еще придется столкнуться, и сколько еще это продлится, как дальше выживать – такого плана страхи.

Я научилась преодолевать стресс еще в Полтаве, где жила с подругой. Ее мама – женщина чуткая, она просто смотрела на меня и показывала пример, как жить, не беспокоиться.

Раньше у меня была истерика после каждой воздушной тревоги; сейчас же я хоть и боюсь, когда слышу взрывы, но не впадаю в панику и отчаяние. Я убеждаю себя, что это пройдет, что я не погибну, справлюсь с этим, и нас минет эта беда.

Думаю, что после войны мы морально изменимся, и будем ценить простые радости жизни больше, чем было до войны. Я, например, научилась решать какие-то проблемы в одиночку, и научилась большей комуникабельности с чужими людьми. У меня появился навык жизни в чужом городе, чего я всегда боялась; и хотя Харьков мне безумно нравится, я увидела другие страны, другие города.

Теперь я хочу поездить по Украине, потому что тут столько классных мест – Украина просто непознанная. Мы хотели в Турцию, в Эмираты, а тут настолько красивая страна! Это наши ценности, которые мы должны беречь, и за которые воюем, потому что это наша страна, и надо ее беречь, чтобы она не досталась врагу.

Я очень надеюсь, что война закончится к лету, но говорят разное: кто-то – к лету, кто-то – осенью, кто-то говорит, что еще много лет будет идти. Я больше стараюсь думать о положительном сценарии: что будут переговоры, мы отвоюем территории и сможем диктовать свои условия. Будет ли это в 2023 или 2024 году, я не знаю, но надеюсь, что закончится скорее, с минимальными потерями на фронте, потому что много гибнет ребят и девушек, и военных, и гражданских. Хочется, чтобы это закончилось поскорее.