«Жизнь была, а сейчас жизни нет»

Светлана Целинко, 75 лет:

Тут ничего не было, ни одного дерева. Мы выстроили все своими руками. Дом потихонечку строили, деревья высаживали. Для нас это очень дорого. Но сейчас он разваливается, трещины. Всё потрескалось, в трубу попало, стекла сыпались. Страшно.

Дочка тут жила до момента, пока не началась сильная стрельба. Мы с ней прятались в подвале и потом втроём её оттуда вытаскивали.

Больницы почты, автобусов тут нет, поэтому я вынуждена была её перевезти в Мариуполь. Потому что там можно хоть вызвать врача на дом. А сама каждую неделю езжу в Мариуполь, ведь ей нужны лекарства, продукты. Стою на дороге и голосую, чтоб подвезли.

У нее еще при родах церебральный паралич признали. С двух лет делали ей операции, удлиняли сухожилия, чтобы она могла ходить. Три операции она перенесла. Стала ходить, но с палочкой. Каждый год мы её в водолечебницу клали, лечили постоянно, возили по санаториям, когда была возможность.

Когда мы её вытащили из подвала, она даже говорить не могла, такой с ней произошел стресс. А потом, когда я её отсюда увезла, она не смогла и ходить. Села на коляску, и всё. С тех пор уже четыре года она на коляске.

Был шок, потому что разрывались снаряды, буквально у соседа во дворе разорвалось. У нас все стекла вылетели. Страшно было, очень страшно.

Мы когда сюда приехали, тут и фермы были, коров тут 200 или 300 штук было, в каждом дворе было по корове. Свинарник, тракторная, гараж был, школа работала, почта, то есть жизнь била ключом.

Осталось тут, может быть, человек 50. Два раза в неделю привозят нам хлеб в магазин. Слава Богу, привозят нам воду. Была подводка мариупольской воды в каждый дом. После того, как были взрывы, что-то там произошло, мариупольская вода не поступает. А у нас только один колодец на всё село, где есть питьевая вода. Во дворах, к сожалению, в колодцах вода горькая, пить ее невозможно.

Попало куда-то, трещина по всему дому пошла, выбило стёкла. Мы вставляли заново. Наша соседка смеётся, когда я говорю, что вот здесь мне что-то надо сделать. Когда люди узнают, что это Лебединское, говорят: «Женщина, что вы нам голову морочите». То есть сюда никто не хочет приезжать даже за деньги.

Мы доживаем. У меня забота сейчас только о дочке, а себе – только, чтобы не слечь. Если, не дай Бог, я слягу, если ноги не будут ходить, то дочке будет очень плохо. Так что желаю себе подольше быть на ногах.

Дочка Инна:

Тут сильно бахали. В подвал лестница не по мне сделана. Лёжа мне надо спуститься и лежа надо подняться, И надо, чтобы наверху кто-то был и внизу кто-то был, чтобы я не упала и не скатилась, как с горы.

Когда сильно бахали, все по подвалам прятались. Ракеты летали, взрывалось. Когда вначале не знала, что это, в окно посмотрела, а тут куча ракет, будто новогодняя ёлка летала над нами. Это сначала меня не затронуло, а потом меня уже перепугало очень.

Я бы рада встать и пойти хоть с палочками, но вставать надо учиться, надо делать это под контролем. Я всё сама, и стираю, и убираю, и даже мою полы, хоть на коляске. Я себе поставлю ведро, перекачусь куда мне надо, потом отставляю и начинаю делать.