«Живем одним днем в каком-то ожидании»

Сейчас намного лучше, людей стало больше, много детей. Но война многое изменила. В Марьинке стало как-то пусто, грустно и одиноко.

Сейчас я не работаю, учусь. Когда были военные действия, я уезжала. Сейчас тоже слышны выстрелы. Я не видела, когда было сильно-сильно [обстреливали], это застали родители.

Я ужасно переживала за родителей. Так получилось, что я вернулась только в восемнадцатом году.

Я думаю, у нас в Марьинке пострадал каждый дом. Сейчас у нас в доме течет крыша. В строении за домом разорвался снаряд. Мама рассказывала, как выносила землю, убирала эту яму. Папа выезжал. Когда было очень сильно [обстреливали], мама на неделю уезжала к родственникам в Константиновку. Приехала, а в доме нет окон, ничего…

Покупали все за свои деньги. В четырнадцатом году еще не было [помощи], поэтому родственники помогли, установили стекла.

Бывает, сейчас слышны выстрелы. Днём идешь по улице или воды в колодце набрать, например, или в центре где-то ходят люди, а эти выстрелы уже не воспринимаешь. Ты идешь и неизвестно куда прилетит эта пуля, и не знаешь, куда прятаться на улице. Пугаешься, а прятаться некуда. Все время живем одним днем в каком-то ожидании.

Все разъехались – стало грустно и одиноко. Для молодежи ничего развлекательного нет для хобби. Я сейчас учусь в Красногоровке, но всё равно планирую уехать.