Истории, которые вы нам доверили

меню
{( row.text )}
{( row.tag )}
header-logo

Истории, которые вы нам доверили

Ко всем историям
Диана Листопад

"Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…"

просмотров: 720

С начала полномасштабного вторжения, по данным СНБО, город Изюм Харьковской области выдержал почти полтысячи авиаударов. Сотрудники Изюмского Краеведческого музея им. Н.В.Сибилева, как и большинство украинцев, не ожидали такого масштаба боевых действий. Однако было четкое понимание – сам музей и его уникальные экспонаты под угрозой уничтожения. Поэтому в первую очередь коллектив музея заботился не о личной безопасности, а сохранности музейных ценностей.

Под звуки взрывов директор и сотрудники музея прятали в фондохранилище самые ценные экспонаты. Так удалось спасти уникальное печатное Евангелие в серебряном с позолотой окладе 1707 года, изданное гетманом Иваном Мазепой. 

Город был в оккупации с апреля по сентябрь 2022 года. Здание музея пострадало от прямого попадания снаряда. Чтобы спасти экспонаты, а их в музее более 11 тысяч, сотрудники голыми руками разбирали завалы, выносили стекла, вычерпывали воду…

О спасении музейных ценностей и о подвиге своих коллег рассказала старший научный сотрудник музея Дина Листопад. В середине марта ей удалось выехать из города в Кропивницкий, где теперь работает в Музее истории украинского хореографического искусства Кировоградского областного краеведческого музея.

23-го числа мы поехали в театр, мы были на «Юноне и Авось» в Харьковской музкомедии. Приехали домой довольно поздно. Там, в Харькове мы встретились с детьми, сходили на представление, куча эмоций. Приехали мы домой, и уже было 24-е число, после 12 мы приехали, пока добрались. Рано утром мне позвонил сын, это было, наверное, около 6 утра. Они на Северной Салтовке снимали квартиру. Он кричит в телефон: «Мама, война! Мы бежим в метро!» Взяли с собой, схватили клетку с крысами и почему-то 17 черных футболок одинаковых. Прибежали и сидели в метро, а потом удалось им вечером… Естественно, я стала кричать: «Езжайте в Изюм, езжайте домой! Здесь у нас тихо, безопасно!» И им удалось приехать вечером на одной из последних электричек, им удалось приехать в Изюм.

Спустя несколько дней начались обстрелы Изюма, и с каждым днем они все нарастали и нарастали. Да, мы сначала пытались ходить в бомбоубежище, прямо у нас возле дома было действительно неплохое бомбоубежище. Детский сад, а внизу под ним – это настоящее, советское. Железные двери, которые на такой огромный вентиль закручиваются. Мы туда ходили, но там очень много людей было, действительно очень много. А у нас так сложилось, что очень много домашних животных разнообразных. Там и кот, и собака, и еще разнообразные мелкие грызуны. Постоянно мы там нервничали, потому что никого там не было, никого не раздражало это все. Этих крыс мы пытались засовывать в клетку. Клетку носить неудобно, потому что крысы – животные немаленькие, и клетка, соответственно, метр в длину. Ходить с ней не реально. Мы стали засовывать их в сумку, в такую обычную дорожную сумку. Они в течение двух минут прогрызли в ней дырку, норку и стали высовываться оттуда, выглядывать.

Я дико боялась, чтоб в бомбоубежище какие-то пожилые женщины не увидели крыс и не начали кричать: «А, крысы!» И не начали чем-нибудь стучать по этой моей сумке. В общем, бросили мы ходить в бомбоубежище.

Но страшно. И вот в один момент сваха предложила… Она работала в ломбарде, а в ломбарде есть бронированная комната, где хранятся драгметаллы. Она говорит: «Давайте все перебираться в ломбард, а бронированную комнату мы спрячем детей пусть там дети наши спят. А мы будем просто жить в подвале». У нас был лакшери-подвал, потому что там был туалет и был свет до определенного, до некоторого времени. Перебрались туда с этим безумным количеством животных. У сватов тоже очень много домашних животных – собаки, коты. В общем, мы там всем огромным семейством жили некоторое время, пока мы утром не вышли, а напротив улица. Мы вышли, собак выводить-то все ровно надо. И увидели, что напротив улица полностью, ни одного дома целого не осталось. И мы тогда поняли, что, конечно, надо выбираться.

Изюм, он разделен рекой Северским Донцом на две части, и вот одна часть была оккупирована достаточно быстро, а вторую часть удерживали. И мы были как раз на той части, которую наши солдаты, наши бойцы удерживали. Наступление, вражеская армия не могла форсировать реку и постоянные бои. Эвакуационные автобусы, насколько я знаю, просто так – это от обывателя информация не точная.

Насколько я знаю, эвакуационные автобусы подъезжали каждый день, но они не могли въехать, потому что обстрелы были очень сильные, и «зеленых коридоров» не было.

Я даже засекала, но, наверное, с интервалом в две минуты были выстрелы, взрывы, прямо снаряды. Это были в основном «Грады», но раз в день прилетали и самолеты. Были авиабомбардировки. Это действительно страшно. Авиабомбардировки – невыносимо страшно, действительно тошнотворный такой ужас. Мы же бегали домой, потому что дома у нас еще был свет, газа уже не было. У нас была мультиварка, и мы в мультивареке готовили еду. Как сын метко выразился, «хрюч» называл это все блюдо. Кстати, еда была очень даже. Уже ничего в магазинах, в первый день войны, пока магазины еще не взорвали, и они еще работали, все изюмчане судорожно бегали, покупали все, что было. Когда мы прибежали, там уже был выбор небольшой. Нам пришлось взять бурый рис, и мы вот это все вперемешку в мультиварке готовили, и потом радостно в лакшери-подвале ели. Потом приехал автобус. Я не знаю, у меня еще долгое время, да и, наверное, и сейчас ребенок, но как… Ребенок уже довольно взрослый ребенок, но тем не менее покупает конфеты, батончики «теробороновским» солдатам, которых встречает, он всегда дарит, потому что это ребята, которые нас вывезли. Мы им бесконечно благодарны.

Они приехали на автобусе, в котором стекла были выбиты, шины спущены, и под этими обстрелами они вывезли не только нас. Так что это, конечно, большая удача и большое счастье. Причем вывезли со всем зоопарком. Мы очень боялись, что нас начнут отправлять назад – оставлять своих бобиков, но в итоге нет, мы забрали всех.

Сразу после освобождения я приехала и я забрала фотографии, все свои фотографии. Я за ними так горевала очень долго. Два из моих цветов, два вида дождались меня. Это толстянка и декабрист. Они выжили, и я их забрала. Я, как полусумасшедшая, ехала через полстраны с засохшим цветком в обнимку. Я его привезла, и я его реанимировала, оба теперь у меня живы.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Изюмский музей – это большой музей со своей старинной историей. Мы работали там почти двадцать лет. Мы знали наизусть все предметы, мы, не задумываясь, брали. Мы знали, что наибольшую ценность представляет, и мы брали вот это нашумевшее Евангелие – книгу церковную, которая не представляет особой исторической ценности. Но была еще такая задняя мысль: вдруг если что, просто про Евангелие знали очень многие, и вдруг эта информация могла дойти до тех, кто не должен про это знать – до тех, кто имел возможность ограбить. Навряд ли кто-то бы разбирался, та это книга, или не та, поэтому она оставалась там в витрине. Драгметаллы в этом Евангелие – оно в серебряном с позолотой окладе.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Очень ценный интересный портрет, как нам говорят искусствоведы, скорее всего кисти итальянского живописца Лампи. Портрет Андрея Афанасьевича Самборского – священника, такого деятеля и церковного, и политического, который для Изюмшины большое значение личность имеет. И сам портрет уникальный, интересный. И кое-что другое прятали в фонды хранилища.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

В фондохранилище на тот момент – это было самое надежное и самое безопасное место, потому что несгораемые сейфы дадут некую гарантию и… Я, то понимаю, что при желании можно было вскрыть эти двери, но это было самое надежное, что можно было придумать. Это помещение, которое находится в музее. Это помещение, которое имеет определенные требования по законодательству Украины. В нем не должно быть окон. В нем должны находиться сейфы, куда можно спрятать предметы определенных категорий, определенных инвентарных групп. Оно должно быть укреплено железной решеткой и плюс бронированной дверью. И кроме того, именно в Изюмском музее эта дверь, она находилась в таком небольшом коридорчике, в ответвлении коридорчика, и она, собственно, не бросалась в глаза. И она была такого еще светлого цвета. В принципе, если ходить по музею в темноте и бояться, что тебя оттуда начнут ловить или прогонять – злоумышленников. В принципе, достаточно сложно было заметить эту дверь, а вскрыть так еще сложнее.

Сейчас часть предметов в эвакуации, потому что в музее на данный момент отопления нету и достаточно большая сырость. Насколько я знаю, в музей осушитель доставили, который поможет поддерживать более-менее достойную влажность, не идеально, конечно, но более-менее приемлемую. Наиболее ценные предметы, они эвакуированы и находятся в безопасности. Так да, они практически все время и находились в фондохранилище – то, что спрятали в первые дни.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Евангелие действительно интересная, издано в 1707 году в Киево-Печерской Лавре и долгое время оно фигурировало, оно числилось в музее как Евангелие, изданное в Москве в 1707 году и подаренное Петром I самому древнему храму Изюма, Преображенскому собору. Но когда начали мы работать с книгой, то очень интересная история выяснилась. Оказывается это Евангелие, во-первых это апракос. То Евангелие, которое сейчас держим в руках, видим, листаем при желании, это Евангелие тетра- или четвероевангелие. Там текст расположен по евангелистам: Евангелие от Марка, от Матвея, Луки и описывают они в хронологическом порядке земную жизнь Христа.

Евангелие апракос, они были рукописные, в основном такие Евангелия появлялись до возникновения книгопечатания, и тексты там расположены таким образом, что человек, начав читать это Евангелие, он собственно вообще не поймет, о чем идет речь. Потому что расположены там тексты в порядке церковных чтений, начиная с Пасхальной седмицы. То есть в церкви священник во время службы читает небольшие отрывки из Евангелия. Для того, чтобы использовать Четвероевангелие, каждый раз в очередной день, на очередной службе прочитать текст, то они делают закладочки и просто закладочки открывают на нужной страничке. А Евангелие апракос, оно открывается на первой странице на Пасху и потом очень удобно перелистывается. Этот вид Евангелия вышел из употребления с возникновением книгопечатания, потому что к тому времени накопилось много ошибок и описок. Из монастырей достали кодексы, которые были более правильные, то есть Евангелие-тетр, и их стали использовать для печатных изданий Евангелия. А это Евангелие апракос, и оно печатное, но издано в 1707 году. Это очень интересно.

Оказывается, что гетману Мазепе монах с Афона, из монастыря в Греции, привез небольшой экземпляр Евангелия апракос рукописный и подарил. Гетман Мазепа, он человек высокообразованный, увидев такую интересную книгу, он передал ее настоятелю Киево-Печерской Лавры с таким пожеланием: сделать, опубликовать такую книгу, такой экземпляр. На деньги Мазепы это Евангелие было напечатано, около тысячи экземпляров.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Вообще за всю историю, если я не ошибаюсь, около двух раз издавалось Евангелие апракос.  Второй раз – это в конце XIX века, это что-то сувенирное такое было и подарочное. И после этого, кстати, в этом издании было предисловие, посвященное гетману Иване Мазепе, прямо такая хвалебная ода о том, что он церковных книг радетель и кавалер Белого орла. Просто замечательный человек. После этого такие события, которые нам всем знакомы: гетман Иван Мазепа страшный человек, и даже имя его упоминать нельзя. Была ли это инициатива на местах или прямое распоряжение, но предисловие с похвальным словом гетману были вырваны из всех экземпляров Евангелия. А знаем мы текст этого предисловия, потому что в начале XX века под Киевом, в небольшой деревеньке, в церквушке был небольшой экземпляр Евангелия этого, и историки успели зафиксировать текст этого предисловия. Потом, в 1920-е годы, во время экспроприации церковных ценностей это Евангелие, скажем так, ушло в сторону моря. Но следы его теряются на сегодняшний день. В нашем Евангелии, Изюмском, тоже нет этого предисловия, а текст его мы знаем. Такая вот интересная детективная история сложилась. Но кроме того, еще хочется сказать несколько слов об окладе.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Очень красивою оклад выполнен в стиле украинского барокко – серебро с позолотой на дубовых досках. Ну, барокко вообще красивый стиль. Много разных элементов, узоров, это бесподобно. Украинское барокко, оно же характерно тем, что там не фантазийные космические там цветы, растения и узоры. Украинцы, они использовали абсолютно бытовые и непривычные нам вещи, предавая с фотографической точностью, в то же время придавая им такой нереально красивый драгоценный вид. И вот если даже говорить о корешке этого Евангелия, то там расположены бинты, это такие полосочки поперечные. И рисунок каждого бинта не повторяется, и там изображены в красивых композициях овощи, абсолютно привычные нам. Это морковочка, бурячок, капуста – практически борщ можно собрать. Настолько это высокохудожественно, настолько это здорово. Евангелие чудесно, правда, оно чудесно. В тот промежуток, когда были очень сильные обстрелы, таки в музей залазили. Залазили и крали, но нам повезло, украли директорское кресло и еще какие-то такие дурацкие вещи. В общем-то, муляжи сабель украли и несколько самоваров из частной коллекции.

Самоваров очень жалко, потому что мальчик, который давал вот эту коллекцию самоваров для экспонирования в музее, очень прекрасный человек, волонтер музея. Он с 2014 года был на фронте, защищал Украину. Он был очень большой патриот. Вот 24 февраля он ушел на фронт, и он погиб. Он погиб, защищая Изюм.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

В нашем Изюмском музее в первые дни войны, конечно, встал вопрос о том, чтобы организовать дежурства. Дежурства были созданы, график дежурства, директор наша очень ко всему щепетильно к этому вопросу отнеслась. В первые дни как раз мое дежурство было, смотрителя Александра Дробушевского и хранителя фондов Валентины Николаевны Лысаченко просто потому, что территориально мы находились ближе. Сначала старались, но надеялись, что мы будем придерживаться этого графика.  Но когда начались сильные обстрелы, ходить было нельзя. В первые дни мы еще ходили на работу, в принципе, еще не так и страшно было. Было относительно тихо. Часто возникает вопрос по поводу сохранности фондов именно Изюмского музея. Я просто хочу сказать и подчеркнуть, что точно так же, как во всех музеях Украины, в первые дни, это не что-то необычайное, это обычная рядовая практика. Все музейщики собирали и прятали либо полностью сворачивали экспозиции, либо прятали самые ценные предметы.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Естественно, мы в первые свои дежурства вместе со смотрителем, хранителем фонда, еще и главный хранитель фонда присоединилась к нам, хотя было не ее дежурство. Наш еще один сотрудник-фондовик, хранитель фонда Дина Листопад. Мы собрали ценные предметы и спрятали их в фондохранилище как самое безопасное место, потому что фондохранилище соответствовало всем требованиям законодательства Украины. У нас было укреплено: и железные двери, и железные решетки, комнаты без окон и сейф. И вот наиболее ценные предметы мы туда спрятали, сняли с экспозиции.  Еще очень надеялись на то, что все будет нормально. Даже мы попытались замаскировать в экспозиции те места, которые оголились.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Но, к сожалению, ситуация сложилась совершенно другим образом. В музей было попадание – и крыша была очень сильно повреждена. На данный момент она уже относительно отремонтирована. И после того, как самые такие сильные обстрелы утихли, практически уже во второй половине марта началось… чуть-чуть тише стало. Обстрелы были, но стало немного тише. Я уже когда уехала, директор музея приходила, и смотритель приходил Александр Дробушевский. Директор музея – Ольга Владимировна Махортова. Они приходили, причем как рассказывала мне наша директор, ей пришлось добираться до музея по разрушенному взрывами мосту. Кругом звучали вот эти разрывы снарядов. Они пришли туда и увидели, что повреждена крыша. После этого, правда, была уже оккупация. Они начали выходить… все сотрудники, которым не удалось выехать, они начали выходить на работу, и первое, что они начали делать, они разбирали завалы. Вот эту всю осыпавшуюся на пол штукатурку. Это женщины. Один всего лишь мужчина –смотритель. Они вручную собирали штукатурку, битые стекла, остатки крыши. Они собирали их в ведра и выносили на улицу, разбирали. Все, что оставалось еще в экспозиции, они просто голыми руками из этого мусора, осколков, они спасали.

Спасали музей под обстрелами: голыми руками разбирали завалы, выносили воду – на 67-ом ведре сбились со счету…

Я спрашивала, говорю: «Очень страшно, вы же ходили просто под обстрелами. Это очень страшно, это риск для жизни». Они мне сказали: «Это и была наша жизнь. Мы приходили сюда на работу, и нам казалось, все, что за музеем, за его стенами, это просто страшный сон, а здесь наша настоящая жизнь».

Когда они выносили воду, потому что кругом была вода (это был снег, это были дожди, очень много воды), они сказали, что мы сбились со счета на 67-ом ведре. И вот, когда я приехала после освобождения, вы представляете, в музеи было чисто. Там было чисто, полностью собранная экспозиция. Это действительно было здание музея, это не были руины. Это сделано было голыми руками нескольких женщин. Мне очень хочется их назвать. Это Ольга Владимировна Махортова, наш директор, это научный сотрудник Ермоленко Ирина Николаевна, смотритель Александр Дробушевский и главный хранитель фондов Валентина Николаевна Лысаченко. Вот эти люди. Сказать, что они герои, ничего не сказать. Это подвижники. Я бесконечно ими восхищаюсь.

При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:

Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/

Rinat Akhmetov Foundation Civilian Voices Museum
Изюм 2022 Видео Истории мирных женщины психологические травмы обстрелы безопасность и жизнеобеспечение работа первый день войны 2022
Помогите нам. Поделитесь этой историей
img
Присоединяйтесь к проекту
Каждая история имеет значение. Поделитесь своей
Рассказать историю
Ко всем историям