«Просыпаешься часа в четыре утра от взрыва и думаешь, что еще рано, надо дальше спать»

Наш поселок Пески под Донецком практически стерт с лица земли. Сейчас там живут несколько десятков человек. Остальные же уехали, кто куда. Наша семья в полном составе вынуждена была покинуть поселок, оставить свой дом с более полувековой историей. Сейчас от жилища остались лишь развалины нежно-розового цвета.

До боевых действий я работала инженером-проектировщиком в крупном проектном институте и очень любила свою профессию. Муж Алексей тоже был занят любимым делом – он конструктор в столярном производстве, его фирма на заказ производила окна, двери, деревянные панели, лестницы и тому подобное. Моя мама на большом участке возле дома выращивала виноград элитных сортов. Помимо саженцев, мы за сезон продавали 200-400 килограммов винограда. Мы жили дружно и ни в чем не нуждались.

26 мая 2014 года я, как всегда, приехала в Донецк на работу. Но день прошел совсем не как всегда. До проектного института долетали звуки взрывов и стрельбы, из окон было видно, как над аэропортом кружат вертолеты, военные самолеты, взрываются ракеты. Мы стояли у окон и смотрели, но у всех было чувство, что к нам это не относится. Все тогда были уверены, что нас, мирных жителей, это никак не затронет.

Вечером, когда я пошла за младшей дочкой в детский сад, услышала, как на железнодорожном вокзале что-то постоянно объявляют через динамики. Что именно, не разобрала из-за гула и стрельбы, но стало очень тревожно.

Через некоторое время мы уже привыкли: просыпаешься часа в четыре утра от взрыва и думаешь, что еще рано, надо дальше спать.

Вскоре трассу в сторону Донецка перекрыли, а на работу я стала ездить на маршрутке объездными путями. Мои коллеги в панике пытались придумать, куда увезти детей хоть на время, но в итоге почти никто не уехал. Все исправно ходили на работу.

В начале июля мы три дня не могли вернуться из Донецка домой. Ночевать тогда пришлось у друзей, а все из-за того, что водители маршруток отказывались ехать даже объездными дорогами. Всему виной слухи, мол, в посадках прячутся люди с оружием и стреляют во все, что движется.

Когда в город вошли танки, я поняла, что нужно быстро собирать вещи и увозить детей. Мне как раз полагался отпуск. Были куплены билеты на поезд в Крым, где мы отдыхали каждое лето, но мне как будто внутренний голос подсказывал, что нужно ехать машиной. За вечер собрались, маму тоже взяли с собой, и уехали, а отец остался. Маме нужно было отдохнуть, у нее начались проблемы с сердцем.

Когда мы уже стояли на Чонгаре, папа позвонил, чтобы сказать, что мы выехали вовремя: трассу рядом в Песках полностью перекрыли в обе стороны. С этого дня ее уже не открывали.

Отдохнув в Крыму три недели, мы поехали в Дружковку, где живут родители мужа. Мы думали, что пересидим здесь недельку-другую, и в Донецке все закончится. Но все наоборот – Донецк начали обстреливать, в здание моего института попало несколько снарядов.

Однако люди продолжали ходить на работу, только некоторые уехали в командировки в Ростов или Краснодар. Я категорично заявила начальству, что в Донецк не поеду. Мне пошли навстречу, учитывая, что у меня двое детей, и разрешили полгода работать удаленно.

Но в конце марта оборвалась еще одна из ниточек, соединяющих меня с Донецком. Я уволилась. Помню, с какой гордостью и радостью я 22 ноября 2004 года устраивалась на работу. Я любила ее, гордилась, что работаю в таком институте! Там меня все встретили с радостью. Многие спрашивали: "Ты вернулась?" Тяжело было отвечать, что приехала попрощаться.

Как может быть хорошо в городе, где люди не чувствуют себя в безопасности? Я видела слезы своих детей, когда все только начиналось, и появились люди с оружием. Маленький ребенок, видя автомат, понимает, что тот может в него выстрелить. А чего стоит въехать в Донецк и выехать из Донецка? Толпы людей с сумками, и все они медленно идут, их проверяют, роются в их вещах, потом они идут дальше. Машины в четыре ряда, автобусы. Жуткое зрелище.

Муж Алексей некоторое время сидел без работы, потом устроился контролером ОТК на одном из предприятий Дружковки.

В январе 2015 года в Песках снаряд ночью угодил прямо в наш дом, снеся крышу и часть стен. До этого момента мой отец жил там безвыездно, спал на кухне, поближе к печке, во время обстрелов прятался в подвале. Утром 14 января он выбрался из подвала, оценил размер разрушений и понял, что оставаться здесь – это самоубийство.

К счастью, автомобиль в гараже уцелел, даже осколками не зацепило. Папа быстро погрузил в машину необходимые вещи и поехал к нам в Дружковку. Через некоторое время мои мужчины съездили в Пески с разрешения военных, чтобы забрать кое-какие вещи. Дом был уже основательно разграблен. Исчезла большая часть мебели и все мои вышитые картины.

В Дружковке мы, семейство из шести человек, ютимся в двухкомнатной квартире. Жилье принадлежит родственникам, поэтому платим только за коммунальные услуги.

Папа устроился электриком, мама одевает семью – вяжет, шьет, перешивает. К тому же, они получают пенсию и пособие переселенцев. А нам с мужем в "переселенческих" выплатах отказано, так как в семье две машины. Наш общий семейный доход после переезда уменьшился примерно в 10 раз. Хватает только на необходимое: еду, коммуналку, одежду детям и оплату кружков.