Истории, которые вы нам доверили
Почти 50 лет она живет в селе, но никогда не думала, что придется пережить такое. Сплоченно всем селом звонят друг другу после обстрелов. Светлана всегда проверяет, нуждаются ли в помощи жители ее улицы в такие моменты.
У нас рядом улица пострадала больше всех – там осталось из 15 домов только 3 целых. Остальные разрушены полностью. Там остались жить только три пенсионера. Уже и возраст, и ехать некуда.
Я в этом селе [в Славном] живу почти 50 лет. Родилась в Донецке. Родители сюда переехали в 1970 году, когда мне было шесть месяцев. И дети мои здесь, и внуки. Живём потихоньку.
Как раньше жили? До Еленовки ходили пешком, потому что здесь работы не было. Колхозы развалились. С Еленовки садились на автобус и в Донецк ездили на работу. Я получала на комбинате 3,5 тысячи гривен зарплаты. Была стабильность. Работа была, магазин. А сейчас ни магазина, ни работы.
Я живу за счёт своей дочери, которая получает детские. Три с половиной тысячи гривен. Так многие тут живут. За хлебом ездим в Новомихайловку. Другого варианта нет.
У нас рядом улица пострадала больше всех – там осталось из 15 домов только 3 целых. Остальные разрушены полностью. Там остались жить только три пенсионера. Уже и возраст, и ехать некуда. На нашей улице тоже три дома целых, а остальные все разрушенные. Люди, кто помоложе, с детьми, поуезжали. Детей учить надо, а тут условий никаких нет.
Много детей в селе было, человек 150. Сейчас только четверо учеников и детсадовского возраста пятеро. А еще двое у нас маленьких родились – четыре и полгода детки. И только 48 взрослых осталось на все село. Автобуса нет, приходится людям нанимать такси, машины и возить детей в школу в соседнее село Новомихайловку.
«Я думала, что только в кино такое может быть»
Я работала в Донецке на мясокомбинате. И когда началось это все, я особо телевизор не смотрела, потому что в три часа утра уходила на работу, в 11 вечера приходила. Не до новостей было. А потом на работе девчонки начали рассказывать. Но я думала, что это только в кино такое может быть.
В 2014 году 30 сентября к нам пришли в село украинские военные. Первое время отношения между военными и местным населением более-менее были. Ни плохого, ни хорошего. А потом как-то здесь командир военных погиб, трагически погиб. Мы тогда видели какой-то ажиотаж среди военных. Но нам же никто ничего не говорит. И мы не поймём, в чем дело. Потом сказали жителей собрать.
Собрались мы, думали, может какое-то объявление, может, нам комендантский час изменили. И один, как мы говорим, воин света вдруг стал кричать: «Я вас, сепары вы такие!.. Признавайтесь, вы навели?! Из-за вас убили нашего командира? Я сейчас вас всех тут!» Это благо, что другой человек подошёл и говорит: «Ты что творишь? А люди-то здесь при чём?»
Все были в шоке. Это было страшно. Хорошо, что на встрече были только взрослые. А представьте, если бы мы сдуру ещё своих детей туда потащили! Моя дочка с детьми дома осталась. Прихожу, она говорит: «Мама, что случилось? Ты на себя в зеркало глянь». Я говорю: «Поседела, но я не одна такая. Там все в лице поменялись. Все белые стали». И тогда уже сколько военных к нам ни заходило, уже люди к ним с опаской.
С октября 2014-го участились обстрелы и шли до марта 2015-го. Нам военные сказали: как только услышали свист, сразу бегите к подвалам. Кто успевал – добегал, кто за стенку прятался. Это было в диковинку, и мы не понимали. Тут внучка ухаживала за своей 96-летней бабушкой. Бабушка даже не понимала, что война. Она слышала, что где-то что-то бухает. И внучка говорила: «Да это самолёт летит». Чтобы её не расстраивать.
Когда стали ложиться снаряды, в дома попадало. Первое время было очень дико, потом смирились.
У нас парень в селе сгорел. Когда был прилёт, где-то, наверное, провод перебило, и все заискрилось моментально... Я увидела такой фейерверк – что-то трещит. Выбежала, там куча людей. Военные тут же вызвали пожарных, но человек заживо сгорел. Дом лаконаливной, балки, все деревянное сгорело. Это, конечно, был шок.
У меня сосед живет через стенку. У него попало в электросчётчик. Его вырвало и насквозь пробило стену. Две семьи у нас пострадали сильно, им снаряд пришёлся в сарай. Они держали хозяйство, и оно заживо сгорело. Это был шок. Скотину тоже жалко. Пожары были, тушили. Но это из-за сухой травы по осени. Два дома сгорело. Но спасибо военным, помогали тушить.
«После обстрелов бегали по домам – все ли живы»
Стреляли с 7 утра до 12 дня. Потом с 8 вечера и до 12 часов ночи. Два раза в день. Молили Бога, чтобы быстрее это все закончилось. После обстрелов более молодые активные жители бегали по пенсионерам. Все ли живы, здоровы? Может, кому воды, кому-то таблеточку?
Как-то мы засекли: утром час двадцать нас обстреливали. Потом вечером или ночью час двадцать – два часа. Когда люди хотят лечь на диванчик, поспать, а их среди ночи поднимают – и быстро в подвал. По тёмному бежишь с этой свечкой впереди, она затухает. Кто зажигалкой, кто спичкой чиркает, чтобы до подвала добежать. У меня погреб в доме, а у людей многих подвалы на улице, на заднем дворе. Туда надо добежать. Ты не знаешь, успеешь или нет.
Пенсионеры в подвалы не шли. Они говорили: «Где судьба, там уже и будем». Потому что до подвала пока с палочкой добежит… Будешь бежать – споткнёшься, упадешь. Говорят: будь что будет.
«Мы думали, вот-вот два-три дня – и все»
Шесть километров от нас до Еленовки – это уже территория «ДНР». Наш посёлок был полностью закрыт. Сюда ни въезда, ни выезда не было. Мы могли только с разрешения военного руководства выехать в соседнее село, приобрести хлеб, воду. И должны были вернуться домой, например, зимой в 4 часа вечера, то есть в светлое время. В пять зимой темнеет и уже не пропускали. Надо было возвращаться назад в соседнее село Новомихайловку. Кто у знакомых, кто у родственников останавливался на ночлег. Потом на следующий день заезжали к себе домой.
В своем дворе можно было находиться. Военные сказали, что лучше до двух часов возвращаться домой, чтобы потом мы не бегали. Вдруг обстрелы – чтобы ближе к дому, ближе к подвалам были. Нам выделяли только час дневного времени, чтобы мы ходили по воду к колодцу общему.
Детей со двора мы не выпускаем. Поля вокруг села все заминированные. Везде растяжки. Детей – только во двор или гуськом по воду. По тропинке и назад домой. Ни шагу влево, ни шагу вправо.
Полтора года у нас не было света вообще. Свечки использовали. Жутко. Особенно зимой. Быстро темнеет, а у кого детки маленькие, это и кашу не подогреть, ничего. Было сложно. Запасами, которые еще при хорошей жизни были накоплены – дрова, уголь, ими зимой топили. В марте 2016 года нам только сделали свет.
Мы думали, вот-вот два-три дня – и все. А оно затянулось уже на пять лет.
«Документы – не самое ценное. Главное – чтобы была вода»
Тут у нас сейчас полигон. Трафареты стоят. Приезжают военные на учения. Наши дети до сих пор пугаются. Как только слышат звуки выстрелов, сразу же автоматически бегут к подвалам и кричат: «Мама, мама в подвал!" Рефлекс выработался за это время.
Маленькие ещё ничего, а вот тем, которым уже 8, 10, 14 лет, стараются быстрее прятаться и что-то самое ценное с собой брать. Уже не документы, как раньше. Говорили, бежите в подвал – берите документы, нет. Документы особо уже и не считаются ценными. Главное, чтобы вода была. Вот это самое ценное. И кто-то какую-то игрушку с собой в подвал брал.
Сейчас более-менее тихо. У нас по улице все домой хотят, а возвращаться некуда. Дома разбитые. Под фундамент снесены. По новой строить надо.
Ездишь в Курахово, а там многие люди не знают, что такое война, не понимают. Иной раз, когда говоришь, что надо в пенсионный, в собес, налоговую без очереди пройти, говоришь, что мы оттуда... А нам отвечают: «Что вы такое рассказываете? Фильмов насмотритесь, а потом здесь рассказываете». Не понимают...
«Бог терпел и нам велел»
В 2015 – 2016 годах нам от Рината Ахметова приходила гуманитарная помощь. Красный Крест помогал. Ринату Ахметову очень благодарны. Если бы не эта помощь, я не знаю, как бы мы выжили. Люди рады были. Люди были в шоке. Были благодарны. Не забывают нас до сих пор. Нам тяжело. За продуктами в соседнее село надо ехать. Машина до Михайловки – 75 гривен. Но я же не работаю. Пенсионеры получают стабильно пенсию. Они нанимают машину и говорят: ладно, я тебе хлеб куплю, за дорогу платить не надо.
Хотелось бы, чтоб все наладилось. Как раньше уже не будет, но чтобы была хоть стабильность, и не было войны. Мечтаю о работе. Потому что нет работы, нет жизни. Ну, будем жить. Деток у нас рожают, улыбаются. Тяжело, но ничего. Мы говорим всегда: «Бог терпел и нам велел». Так и доживём.
При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:
Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/
