«Нет страха и нет инстинкта самосохранения, он отключается»

Не подавать вида, что тебе страшно, когда стреляют, чтобы не испугались дети. Надежда Гребенюк знает, как это сложно, но необходимо. Однажды страх исчезает, и на первый план выходит не война, а бытовые трудности.

Все начиналось со Славянска. Война приближалась, и стрелять начали уже у нас, даже «Грады» были слышны. Родственники сказали: «Приезжайте быстрее!» Мы кое-как собрались, сели на электричку и приехали. Пробыли там три месяца и вернулись в конце осени.

Дальше был блокбастер какой-то. Стоишь на огороде.  Внизу танки, люди бегут с автоматами, все стреляют, смотришь на это и ужасаешься. Когда мы приехали из Крыма, то заезжали в Донецк, а там был обстрел. Поезд долго не запускали, вокруг стрелянина, дети боятся. Было очень громко слышно.

Приехали быстренько автобусом домой. Там родственники переночевать дали, потому что начался комендантский час и проехать было нельзя. Мы в Ясиноватой переночевали, потом поехали.

У нас дети были натренированы. Как только начинается стрелянина – они сразу в подвал. У нас там были собаки, кошки, мы ставили мультики. На войну вообще не обращали внимания, старались всегда спокойно себя вести, не подавали вида, чтобы дети не переживали. Они смотрели: ну стреляют и стреляют.

Они вообще даже не переживали, просто говорили: «О, «Град» стреляет!» Они четко знали, откуда выстрелы, куда полетели. Мы поражались, как они все понимают. Мы при них это все не обсуждали, но они по слуху все могли понимать.

Было, как в блокбастере, такое ощущение, что это какой-то фильм. Если в начале войны мы боялись, переживали от малейшего взрыва, секунда – и на земле лежишь, то потом ты уже знал, откуда выстрел, и предполагал, где оно будет падать, и даже не боялся.

Выживали мы тогда, как могли. Семь месяцев не получали на ребенка пенсию по инвалидности, муж работы лишился. Только благодаря тому, что Фонд Рината Ахметова давал продуктовые наборы, мы спасались.

Потом получилось все-таки оформить деньги на ребенка, и первым делом мы закупили коз. Тогда мы начали выживать хоть чуть-чуть, у нас дети были с мясом, молоком, мы могли хотя бы кушать и не переживать, что завтра будет ничего есть. Это стало толчком к моей дальнейшей деятельности – козоводству.

Переехали мы в сложный период. Муж мне уже не помогал, на тот момент он разуверился в жизни, работы лишился, начал употреблять алкоголь. Мне приходилось оставлять хозяйство с ним, детей сюда в школу переводить, потом он здесь с детьми был. Я договаривалась перевезти животных машиной, но не получилось, и мы почти 40 км с коровой и козами пешком шли и пришли в Иванополье.

Что изменилось? Если раньше на какие-то пустяки обращал внимание, расстраивался, падал духом, то это прошло. Чувства страха абсолютно нет, ты уже понимаешь, что ничего не боишься в этой жизни вообще.

В Верхнеторецком был просто кошмар, воды нету, там в колодцах вода не питьевая, жесткая, постирать даже вещи детям – они в негодность приходят. Асфальта на нашей улице немного, и когда дождь пройдет, там такая грязь! Представьте, детям идти в школу… Они в Бахмутовку ходили пять километров, а когда мы перевели в Верхнеторецкое, там три километра. Чтобы просто до асфальта дойти 300 метров, полчаса нужно было переходить эту грязь. Дети постоянно в школу приходили грязные, со школы приходили грязные, то есть эту кучу одежды перестирать просто не выдерживаешь.

Дети едут в школу на велосипеде, дорогу никто не чистил, они упали, ребенок ударился головой, они грязные, мокрые. Представьте, долго можно было это выдержать? Это очень тяжело.

Плакать от страха мы давно перестали. Сначала было чувство страха. Как бахнет – мы на землю, бегом в подвал! Потом все пропало, и ты не боишься ничего. Стреляют, гремят, детям говоришь: «Идите в подвал». Они не идут. Нет чувства страха и нет инстинкта самосохранения, он отключается.