Истории, которые вы нам доверили
Началось в 2014-2015 годах. Дом много раз обстреливали. Женщины уже могло не быть на этом свете, если бы не корова – та не хотела пить воду и своим упрямством спасла хозяйку. Она осталась в помещении и убереглась от ранения осколками.
Говорят, что к войне можно привыкнуть. Ну как ты к этому привыкнешь?
Я живу в Чермалыке. До войны было все хорошо, была работа.
А началась война – и стало все совсем по-другому. Во-первых, стало страшно. Во-вторых, недостача всего. Работы не стало. Пришли трудности. У меня трое детей. Здесь ни работы, ничего. Каждый куда-то подался. Я осталась сама с внучкой.
Чтобы выжить, я другого выхода не нашла, как держать коров. Пенсия маленькая, хоть 34 года стажа за плечами. Пенсии 1600 гривен. Что с того сделаешь? Свет, газ дорогой. Этого и на квартплату не хватает. А жить на что?
Газ такой дорогой… Когда зима приходит, мы замерзаем практически. Потому что ты же не можешь греться, как раньше. Мы проводили газ, мы радовались, что перестанем возиться с этим углем, с этими дровами. Печки повыкидывали. Кто думал, что будет война, и эти печки понадобятся? И замерзаешь.
«Сын говорит мне: «Мать, это война?»
Жить страшно, все нервные. Когда начинают бомбить, это вообще ужас. Бывало, и газа нет, и света нет, и воды нет, ничего нет по три-четыре дня.
На кладбище сходить родных проведать не можешь. Не пускают, потому что оно на линии разграничения. Одни с той стороны речки, другие с этой стороны речки, а кладбище на берегу. Когда похороны, нужно договариваться, чтобы разрешили похоронить человека.
Как мы поняли, что это война? Мы с сыном складывали сено. И он говорит: «Мать, земля гудит». Я говорю: «Оно как выстрелы». А он говорит: «Ма, это стреляют». Он же служил. «Из тяжелого, – говорит, – стреляют».
Это было вечером. Когда уже солнце сядет, тогда мы собирали сено, потому что это люцерна, чтобы листочки не осыпались. До ночи возились. И он говорит мне: «Мать, это война?»
Сразу стало страшно, но как-то не хотелось верить. Думали, может, где-то землетрясение или что… А потом – нет. Слышим: стреляют. Потом заехали БТРы в село. Заходят солдаты по пять человек, проверяют дома. Может, кто-то у нас прячется. В подвалы заглядывают. Ну, и так мы поняли, что это война.
Внучка кричит: «Бабушка, молись»
Мы сидели в подвалах. Три снаряда у нас упало в огороде. Два взорвались, один не взорвался. Я вызывала МЧС. Ходили смотрели. Приходил с миноискателем. Так тот третий снаряд и не нашли.
Говорят мне: «Вы не ходите по огороду с включенным телефоном. Он может сдетонировать – и этот снаряд может взорваться». Это был 14-й год.
Но как я могу в огороде не ходить? Мне же огород нужно обработать, я с него живу. Каждый раз ходишь и каждый раз боишься. Забудешь, носишь в халате телефон. Мало ли кто тебе позвонит. И вот это ходишь с включенным телефоном, когда забудешь. Может, этот снаряд где-то возле стенки упал. Потому что там были осколки, все побито. Деревянная пристройка у соседей, осколки туда летели и видно, как «почесало» там деревянное. Может, он там где-то упал.
Из-за тех двух, что упали, у соседа вылетели окна. У нас был металлический летний сарай для коров.
Пробило железо, ранило корову. В летнике ходила свинья – и шерсть вся погорела.
Мне казалось, что у меня перепонки в ушах полопаются, когда этот удар был. Сын находился в гараже. Выходит, кричит: «Мать, ты живая?» Это было страшно.
Через наш дом летают снаряды на ту сторону речки. Свистят, ложимся на пол. Это ужас, что тут было. Моя внучка так боялась! Вцепится в меня. А что мне с ребенком делать? Я сама боюсь. Страшно, но я должна держаться, потому что это ребенок. Вот так началась война.
Попадали по селу, по домам попадали. Попали в склад, где боеприпасы. Как начало взрываться в начале третьего ночи и в половине шестого закончилось. От нас речка очень далеко. Но нам с внучкой казалось, что она у нас течет за окном – такой шум стоял от этих взрывов.
Мы думали, что встречный бой. Внучка мне кричит: «Бабушка, молись!» Мы молились с ней всю ночь. Молились настолько, что у меня уже язык прилип до нёба. Это же не 10, не 15 минут. До половины шестого утра.
Мы ложились спать одетыми. Ты, как космонавт, ложишься, все при тебе, все документы. Но если что, куда бежать? Откуда ты знаешь, откуда это летит? Ночь. Куда ты побежишь? Забились в угол и сидели.
Потом уже немножко утихло. Связь почему-то была. И звонят мне аж с третьей улицы соседи: «Вы там живые?»
«Хорошо, что из-за коровы я осталась под крышей»
Как-то я пошла корову поить. И дала ей ведро. А она что-то не хочет пить. Я говорю: «Что ты столько времени у меня забираешь?» Но хорошо, что она не пила воду. Потому что я оставалась под крышей. Старая ванная стоит во дворе, в хоздворе, и я оттуда воду набираю и ношу ей.
Она не захотела пить, я постояла. И тут слышу – «пух» и какая-то вспышка. И как начало сыпаться, как большой град, когда идет дождь, падает на крышу. А крыша-то жестяная. Такой страх! Потом слышу – взрыв.
Стрельнуло что-то и начало сыпаться на крышу. Мы огромную жменю осколков насобирали потом. Эти осколки были бы все во мне, если бы я вышла во двор. А так я была под крышей.
Я думаю, может, это так Господь распорядился, чтобы я не вышла. Если бы я вышла, я не знаю, сколько было бы у меня осколков. Оно сыпалось, как вот дождь с градом идет и стучит по крыше.
В тот день убило мужчину. Он вышел покурить, сел только, сигарету закурил – и раз, взрыв, и все. Его до больницы довезли, но помочь ничем не смогли. Все осколки были в нем.
«Почему нас называют сепаратистами? Я же с Западной Украины»
Мы жили хорошо. У нас такое было богатое село. Было овощеводство, птицеводство, скотоводство, свиньи. Теперь ничего нет. Все фермы разбиты. Люди молодые все поуезжали. Мне 66 лет, куда мне идти?
Но у меня и вся жизнь такая. Отец умер в 43 года, мать – в 50. Нас было пятеро. И остались без родителей. Я в школе-интернате была.
Обидно. Я сама-то украинка. Почему нас называют сепаратистами? Я же с Западной Украины. Тут у нас много западенцев.
У меня была старшая сестра, Царство ей небесное. Она по переселению приехала сюда коров доить. Там у нас, в Закарпатье, тяжело было жить. Она тут вышла замуж. Поступила в Красногоровский техникум, выучилась на зоотехника. Муж был хороший. И она потихоньку нас перетянула всех сюда. Здесь давали дома.
Я думала, что на старости лет мне будет хорошо. Кто думал, что будет война? Первое, это когда у нас в огороде снаряды упали. Это был 2014-2015 год. Когда взрывались склады, это был 2016 год. Ну, а когда мужчина умер, это было в этом году [2019], месяц назад. Это с 14-го года вот так мы живем. Это страшно.
Дети, которые могли тебя содержать, поуезжали. Им надо семьи кормить. Здесь никакой работы нет. Как тут можно заработать? Была у меня семья, а теперь нет никого рядом.
«Внучка прилетела домой, вся трусится и сердце колотится»
Куда прятаться – не знаешь. По телевизору показывали, как хотели спрятаться в подвале от выстрелов и не успели. Остались в доме. И как раз попал снаряд туда, куда они не успели. И я думаю, в доме, если тебя что-то настигнет, тебя увидят. А в подвале кто тебя откопает? Так уже не стали и мы в подвал лезть. И в подвале страшно. Везде страшно.
Когда начинают стрелять, начинает сердце колотиться. Сколько болячек всяких. У меня много заболеваний, но сердце в первую очередь. Человеку нужен покой, давление скачет, сердце телепается, внучка плачет. Что делать? Только на Господа Бога уповаешь, и все.
Все в таком страхе, не только я одна. Все такие мы здесь. Вот недавно внучка просится вечером: «Бабушка, можно прогуляться?» Она уже в 9 класс ходит. Ну, пошла прогуляться. И тут как начали стрелять! Она прилетела домой, вся трусится и сердце колотится. Говорю: «Ну что, погуляла?» Я боюсь отпускать. Сейчас вроде бы тихо, а через секунду ты можешь попасть под обстрел.
Как себя вести? Самое лучшее, как говорится, дом – моя крепость. Я говорю: «Валя, будем прятаться в тот угол». Там у нас постройка такая, что она вкопана в землю на 80 сантиметров. Я говорю: «Ну тут, если что, это самый подходящий угол».
«Ты просто жил. Не оглядывался, не боялся, не прятался»
Говорят, что к войне можно привыкнуть. Ну как ты к этому привыкнешь?
Недавно женщину здесь ранило. Она во дворе ходила, попало в шею и ключицу. Она в реанимации лежала. Говорит: «Родилась в рубашке». Осталась живая. А один мужчина в огород вышел. Он жил на краю села, возле кладбища. И ему осколок попал так, что даже ни капли крови не было, прямо в сердце. Упал человек – и нет его.
Тут многие с осколками были, ноги покалечены, руки. Слава Богу, в больнице выходили их. Живые хоть.
Бывает, стрельнет – и коровы падают. Скотина боится, на землю ляжет, дрожит, когда стреляют. Они же еще чувствительнее человека. Если лежит, то подскакивает сразу. Это страшно, в этом страхе жить столько. Уже пять лет. Если бы не работа по хозяйству, с ума можно сойти.
Мечтаю, чтобы война закончилась. Больше ни о чем. Если война закончится, все наладится. Каждый житель хочет, чтобы был мир. Когда был мир, как тяжело бы ни было, ты мог пойти заработать, ты чувствовал себя спокойно, ты просто жил. Не оглядывался, не боялся, не прятался. Это многое значит.
При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:
Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/
