“В тот день было очень много погибших: друга я похоронил во дворе школы”

Он, переселенец из Севастополя, похоронил своего друга, переселенца из Донецка, во дворе школы. Вскоре был ранен сам, но выжил.

Юрий Прохоренко переехал в Ирпень после аннексии Крыма. С началом полномасштабной войны в Украине взял на себя обязанности коменданта бомбоубежища ирпенской школы №2. От обстрелов там укрывались несколько сотен человек. Обстрелы, погибших на улицах, борьбу с мародерством Юрий и его семья снимали на видео.

Прохоренко Юрий Иванович, проживаю в Ирпене с 2014 года, до этого проживал в городе Севастополе, но после оккупации Крыма я приехал с семьей в Киев, а потом в Ирпень.

Все было хорошо, пока не наступило 24 февраля этого года. Практически все произошло на моих глазах, и оборона, и освобождение Ирпеня, моих родственников, моих родных, моих близких. Я оставался здесь с семьей, была дочка, были мои внуки, они проживали по улице Павленко, где страшные бои проходили. В 6 часов проснулись оттого, что услышали взрывы.

Я вывез маленького ребенка девяти лет, потому что невозможно было находиться здесь, сильно стреляли. Я, который уехал за 950 километров из Севастополя, я не думал, что тут будет война, для меня это был шок. Я открываю окно и вижу, как все летит, взрывается, буквально за этим домом упала ракета. Можно прожить две-три жизни и не испытать то, что мы испытали за эти дни.

Практически сразу начался минометный обстрел Ирпеня, реактивными снарядами. Мне нужно вывезти семью в безопасное место, я их вывез во вторую школу. Там были бомбоубежища, там они находились на постоянной основе. Приходилось заходить в свой дом, решать вопросы еды, воды.

В подвале было более 200 человек, и я взял на себя обязанности обеспечивать этих людей  всем необходимым. 25 числа я обратился в территориальную оборону, был зачислен в их состав как член территориальной обороны, но тогда не было на всех вооружения. И я занимался обеспечением людей, которые укрывались во второй школе, в подвале. Там было максимально 200– 210 человек. Школа, в которой находилось более 200 человек…

Попадание в зал, при переходе из одной аудитории в другую повредило все окна, перегородки, только чудом наш завхоз не пострадал. Они же знали, что это школа… и прямое попадание в крышу. Нас спасло только то, что мы зашли за угол.

Это было 4 марта. Мы с женой пришли в поликлинику. Начался обстрел, были серьезные разрушения. В этот момент я звоню своему другу, я сказал: «Забирай жену и в бомбоубежище». Он с женой выскочил, но выскочил не через черный вход, а через парадный, и в это время пришел прилет, его поразило множественными осколочными. Я ему звоню, трубку берет жена и говорит, что Саши больше нет, он погиб.

Жена была ранена, я ее вывез в поликлинику, а потом отвезли в Киев. Проблематично было выехать, были взорванные мосты. Прилет был прямо по центру нашего двора. Сашу вывезти в морг или на кладбище я не мог, потому что прострел был постоянный. Пришлось похоронить его на 11-й день, все это время он находился в подъезде. И я захоронил его на территории школы, во дворе. Уже потом, после того, как освободили Ирпень, его перезахоронили. Ему было 51 год, переехал он из Донецка, ушел оттуда и попал здесь. Семья перенесла очень много. Тогда много погибло людей. Парень погиб возле больницы, я накрыл его одеялом.

Наша территория не была, слава Богу, в оккупации, центральные улицы были свободные. Была организована оборона, и противник сюда не прошел. Журналисты, которые присутствовали здесь… Я вышел из убежища, потому что прошли танки. Я думал, что оккупанты, я подошел к углу, а там французские журналисты. И тут прилетает. Нам повезло, что осколки полетели в другую сторону, но взрывной волной нас подкинуло на два метра.

Я был контужен, водитель журналистов тоже, перелом трех ребер.

Я еле  дошел до убежища, успокоил, что нет вражеской техники. Все время возникал вопрос: за что? Я всю жизнь прожил в Севастополе, я не знал, кто такой Бандера, а потом начал читать. Так это же хлопец, который хотел самостоятельности нашей державы, который стремился чтоб мы были суверенной державой. И что здесь плохо? И почему им за Ленина и за Сталина ничего не предъявляют? Теперь я Бандерой стал.

За что, за что, за что это освобождение пресловутое российское? Нас освободить? Они ж постоянно твердят, что освободить украинский народ от нацистов, а теперь они стали говорить «от националистов». Ну простите, можно поменять профессию, можно поменять год рождения, но национальность поменять нельзя.

Ты родился украинцем – ты им и помрешь. А как можно лишить Украину нации? Мы есть, мы будем, и мы никуда не денемся. И мы будем жить счастливо и мирно, в этом уверенность сто процентная есть.