Історія подана мовою оригіналy

Людмила Васильевна с мужем пережила оккупацию Снигиревки. До сих пор не может привыкнуть, что уже можно говорить по мобильному телефону посреди улицы

Мы живем в Снигиревке в многоэтажке вдвоем с мужем. Оба пенсионеры. Муж недавно потерял зрение. Мы пережили всю оккупацию. Очень было трудно. Надо было носить воду под обстрелами и за хлебом ходить. Вылетели у нас два стекла в спальне, до сих пор окно фанерой закрыто. Воспоминания очень тяжелые.

Мы восемь месяцев прожили без пенсий. Запасов было чуть-чуть, и мы потихонечку "проели" деньги, которые я откладывала на обои. Помощи никакой не было. Мы остались без света, воды, газа, связи. Хорошо, что люди помогли нам: принесли таганок, баллон заправили газом. Вот так мы еду варили. Потом у нас совсем не стало денег, и мы продали старый велосипед.

Тут взрывы были такие сильные, что дом трясся. С детьми не было связи. Я ходила звонить к гимназии. Однажды только дошла, и начался такой обстрел, что я не знала, возвращаться или падать на землю. Еще и номер мне заблокировали.

А потом русские нас гоняли и отбирали телефоны, симки. Я больше не ходила к гимназии. Мы не знали, что с детьми, а они не знали, живы ли мы.

За технической водой для стирки и туалета мы стояли по три часа в очереди под палящим солнцем. Порой начинались обстрелы пока мы в очереди стояли. После всех этих мытарств нужно было воду еще и затащить на пятый этаж. Питьевую воду нам хорошие знакомые возили.

Техника мимо нас все время шла тяжелая – ночью и днем. Взрывы были такие, что дом шатался. Мы не ложились спать, потому что непонятно было, уснем или нет. Никуда не прятались, бомбоубежища рядом с нами нет. Конечно, нервы расшатаны, и сейчас вспоминать это все очень трудно. Сейчас машины по дороге едут военные, и я знаю, что это наши, но у меня все переворачивается внутри.

У меня до сих пор перед глазами стоят пожары и взрывы, которые я видела возле наших гаражей.

Нам в окно было видно, как русские машины угоняли, отбирали у людей.

Аптеки не работали, лекарства две женщины раскладывали и продавали на табуретках. Из Крыма привозили. Самые примитивные лекарства были: аспирин, обезболивающие, сердечные. Но туда еще нужно было дойти под обстрелом! Я шла в тот раз, когда ударили в администрацию. А рядом музыкальная школа пострадала. Это было страшно.

Хлеб привозили из Херсона, возле «АТБ» продавали.  За ним тоже надо было идти три-четыре часа по жаре. Пока шла, меня по два раза обстрелы заставали, их надо было где-то переждать.

Когда зашли ВСУ, мы все плакали от радости. Соседи повесили на балконы флаги украинские. Ребята по дороге мимо нашего дома ехали, и все им махали. Даже не верилось до конца. Мы ждем и мечтаем, что также будет радоваться вся Украина, когда война закончится.

Но нам до сих пор страшно, особенно ночью, когда обстрелы. Когда свет появился, и я в первый раз увидела, что женщина шла по улице и разговаривала по мобильному, я подумала: «Неужели уже можно?». Мы прятали телефоны, потому что россияне ходили по квартирам, забирали их. Восемь месяцев жили без света, без воды. Уже и свет есть, а мы до сих пор с фонариком ходим в кладовку и в туалет, потому что так привыкли. Сейчас немножко адаптировались уже, но очень хочется, чтобы это все быстрее закончилось.