Історія подана мовою оригіналy

Ольга несколько раз попадала под обстрел. Однажды у нее на глазах разорвало на части девушку, которая приходила набрать воды

Мне 63 года, я из Мариуполя. У меня есть сын. Работала я на молокозаводе менеджером.

24 февраля утром я пошла на работу. У нас на Восточном (он ближе к границе россии) были слышны выстрелы. В течение дня мы спускались в бомбоубежище, а когда я пришла с работы, дома уже не было ни света, ни воды. В течение нескольких дней пропала связь, в магазинах не стало хлеба, воды – люди все раскупили.

Где-то с восьмого марта начались жестокие обстрелы. Летели «Грады», самолеты сбрасывали бомбы, горели дома. Моя квартира пострадала – разбились окна, а на улице был мороз.

Мы спускались в подвал. У нас не было хлеба, продуктов. Российские войска возле нашего подъезда стояли где-то неделю. Им привозили еду, и они нам хлеб кидали, как собакам, под ноги. Мы собирали снег и топили - пили эту воду.

Иногда нам привозили техническую воду. Ее пить нельзя было, но у нас не было выхода - мы пили.

В какой-то момент возле больницы русские начали выдавать каждый день кусочки хлеба. Было неприятно и больно их брать, но приходилось.

Страшнее всего было, когда на нас бросали бомбы. Первая бомба прилетела в третий подъезд, а на следующий день бомба упала на девятый этаж в наш подъезд. Мы сидели в тамбуре на восьмом этаже. Дом качнуло. Было страшно. Мы вышли и увидели, что бомба обвалила крышу, но не разорвалась. Это нас спало. Если бы она взорвалась, там бы все разнесло.

Два раза я попадала под обстрел «Градов». Один раз мы с сыном чудом выжили, когда гуляли с собакой.

Еще был случай у бочки с водой. Людей было тысячи две, занимали очередь с утра. Прилетел самолет и начал обстреливать людей, полетели «Грады».  Я набрала воды, возвращалась, а девушку, которая шла впереди меня, разорвало на части.

Я заболела воспалением легких, меня сын возил в поликлинику. Там были русские врачи, по-моему, ДНРовцы. Они заставили сына раздеться. Это было так неприятно. Я спросила: «Что вы ищите? Наколки? У моего сына нет наколок».

Людей вывозили в автобусах на фильтрацию и в россию. Я туда не собиралась ехать. Мы добирались в Запорожье через побережье, Мелитополь. Проехали 25 блокпостов, я с собой везла собаку. Было тяжело морально. Русские проверяли телефоны. Сына, конечно, больше проверяли: служил – не служил.

Много моих друзей остались в Мариуполе. Город закрыт. Они не могут выехать без фильтрации.

В Мариуполе я спать не могла из-за постоянных обстрелов. Когда бомбили «Азовсталь», все дома дрожали. В Запорожье я обратилась к врачу, мне выписали успокоительное. Стало легче, я смогла спать, но ночи по-прежнему беспокойные: я снова вижу то, что пережила в оккупации.

Я очень хочу домой, надеюсь, что наши войска освободят Мариуполь. Мне хочется спокойной пенсии. До войны я летом на выходных ездила на море, отдыхала. Мне не нужно много. Только вернуть мою жизнь.