Історія подана мовою оригіналy

Трагедия пришла в семью Елены Бицман в теплый весенний день. Под обстрелом погибла их маленькая дочь.

Все началось 24 февраля, но у нас в городе Изюм было тихо еще дня два-три. Мы до последнего не верили в то, что с нами происходит.

В начале марта у нас в Изюме был авиаобстрел, в эту ночь мы ночевали в доме, взявшись за руки. Я, моя дочь и муж лежали, свернувшись, вжавшись в стену на кровати. Это было ночью и уже поздно было одеваться и куда-то бежать в подвал. Я громко молилась, чтобы не так были слышны все прилеты.

В комнате стояло зарево, и я видела, как коляска с трехмесячным сыном качалась из стороны в сторону.

От содрогания земли сыпалась штукатурка, моя мама с дедом в соседней комнате вскрикивали и тоже молились.

Нас бомбили часа два. Мы выжили, думали, что все худшее уже прошло, но нет... Потом каждый день била артиллерия, «Грады», танки. Мы научились различать прилеты, потом прилетов уже почти не было. Это, наверное, и притупило нашу бдительность.

Каждый день, а то и ночь мы прятались к соседям в погреб. Это был тот еще квест! Ночью вроде только прилегли – начинается стрельба. Света нет, на улице мороз, ребенка надо одеть и укутать, дочке помочь собраться, самим надеть верхнюю одежду. Мы спали одетыми все время.

Главное было добежать до погреба. Обычно мы прибегали, а соседи уже там, можно сказать, встречали. В погребе холодно, мы кутались в одеяла и во все, что было теплым.

Однажды ночью в погребе размером три на три метра нас было 15 человек (еще одна семья с детьми попросилась, так как своего погреба нет, а куда-то бежать далеко). Вот так жили-выживали, дом топили, еду варили, что было из запасов, кто на костре на улице, кто дома на плите.

Каждый раз я с нетерпением ждала рассвет. На двадцать третий день войны рассвет я встретила почему-то с тяжестью на сердце, у меня было какое-то плохое предчувствие.

Тише не становилось, но на улице было тепло и солнечно. Под звуки выстрелов мы вышли на улицу вместе с соседями и детьми. У соседей дочь того же возраста, что и моя, они одноклассницы, вместе занимались у нас в цирковой студии. Девочки попросились пойти погулять или просто побыть в доме у соседки. Я отпустила дочку, наказав ей быть в доме, но это же дети...

Мы немного подышали воздухом с маленьким сыном, муж нарубил дрова, и мы вошли в дом. Прошло буквально три минуты, как раздались сильные хлопки, посыпались стекла, Я схватила малыша из коляски и упала на пол, закрыв его, муж с мамой склонились над нами. Через пару минут все вроде прекратилось.

И тут меня накрывает ужас – старшей дочки нет в доме! Я начинаю истерически кричать. Муж побежал к соседям и через пару минут принес ее на руках. Он говорит: «Все в порядке!» Я к ней, а у нее глаза закрыты. Мама моя кричит: «Вот нашатырь!» Я даю дочке, а реакции нет. Я кричу: «Она не дышит!» Муж ее положил на землю, начал делать искусственное дыхание, а я не могу понять, что с ней. У нее кровь на ноге, а муж кричит: «Это не ее!» Я переворачиваю дочку, а у нее вся спина в крови.

Вдруг слышу, как не своим голосом кричит соседка, и понимаю, что там тоже все очень плохо.

Мы с мужем занесли мою девочку в дом, положили на пол, еще пытались привести ее в чувство, но пульса уже не было… Я реву, мама тоже, ребенок младший кричит, я на коленях прошу прощения у дочечки, что не вывезла ее из этого ада.

Потом были похороны. Погибли трое детей, с нашими девочками еще был соседский мальчик, а еще одну девочку ранило осколком в плечо, ее спасли.

Три гроба в один день… Хоронили под обстрелом. Меня на кладбище не пустили, я с малышом была дома. С кладбища вернулись все живыми, спасибо водителю, который вывез их оттуда, иначе бы погибло еще больше людей.

Потом мы с мужем побросали кое-какие вещи в старую дедову машину и поехали сначала к моим родственникам. Там провели ночь тоже в подвале, потом муж достал немного бензина, и через кучу блокпостов, под обстрелом, с Богом выехали из города.

Мама с дедом остались там, связи с ними и каких-то вестей от них нет. Мы с мужем остались на руках с младенцем в чужом городе без любимой моей девочки и без вестей о моей 74-летней маме.