Історія подана мовою оригіналy

Анна уехала из Харькова из-за сильных обстрелов. Ее родные остались жить в Луганской области в оккупации.

Я родом из Луганской области. Поступила учиться в Харьков и осталась здесь жить. На седьмой день войны мы выехали в Днепропетровскую область.

На Луганщине до февраля 2022 года мой дом был на территории, подконтрольной Украине. Сейчас русские оккупировали мой родной город. Там остались дедушки, бабушки, родители, брат, друзья. Связь есть, хоть и плохая - я могу говорить с ними.  

Там сейчас тяжело жить. У людей отбирают бизнесы, контролируют все. Например, был большой супермаркет, назывался «Семья» на русском языке. Оккупационные власти решили назвать его «Базар» с символической буквой Z. Работы там нет. Продолжают работать только официальные структуры, потому что они нужны оккупантам. Работает центр занятости, но по фату его сотрудники ничего не делают. Моей маме они предложили вакансию, которой на самом деле никогда не было. Рынок работает: люди продают то, что выращивают.

Денег у моих родственников нет совсем. Они звонят мне и просят помочь.

Они не все мне рассказывают, потому что знают, что русские прослушивают разговоры. Они боятся, что к ним могут прийти после неудачно сказанных фраз. В первые дни войны русские входили в каждый дом, выворачивали каждый ящик – искали оружие и наших военных. У моей подруги осмотрели и вывернули ящик с нижним бельем.

Они приезжали на автобусе и расходились по домам: заходили в подвалы, погреба, брали то, что им нужно, не спрашивая хозяев. Мои знакомые, у которых были в семьях военнослужащие, жгли их форму и армейскую обувь, чтобы оккупанты не нашли ничего.

Русские старались втереться в доверие людям – однажды завезли чуть ли не тонну самых дешевых макарон в дом сирот.

Что касается меня, я уехала из Харькова, потому что не смогла терпеть беспрестанные обстрелы. Взрывы были все громче и чаще, все ближе. Мы просто собрали с мужем вещи и выехали на машине в никуда. Проехали часа четыре. Остановились в Днепропетровской области. Через знакомых нашли временное жилье. Сейчас арендуем квартиру. Пока русские здесь не стреляют, мы ехать никуда дальше не собираемся.

Начало войны застало меня дома в кровати. Я спала. Сквозь сон слышала такие звуки, словно, у меня над головой кто-то выбивает ковер. Звуки становилось все громче. По мере того, как я просыпалась, я все отчетливее понимала, что происходит что-то страшное.  

Первый день у меня прошел в состоянии непонимания, беспомощности, страха.

Мы гуляли по парку, смотрели на людей. Все были в таком же шоке, как и мы.

В супермаркетах появились длинные очереди. Мы с мужем купили продукты, медикаменты и забрали с Салтовки свекровь и нашу знакомую – оставаться там было очень опасно.

Где-то за месяц до войны муж купил хороший фильтр для очищения воды. Когда у многих пропала вода в кране, мы помогали старикам – набирали им воду, потому что у нас она была. Было жутко и больно смотреть на людей, которые стояли в очередях и не знали, где взять питьевой воды.

Меня шокировало то, что в нашем районе кто-то помечал столбы специальной краской, которая светилась в темноте. Они показывали русским, куда стрелять. Мы с соседями потом ходили и заклеивали каждый столб и пенек со следами такой краски. Таких пометок было очень много. Мой сосед видел человека, который делал эти пометки, но тому удалось скрыться.

В соседнем дворе наши ЗСУ поймали русских, которым в первые дни войны удалось пробраться в Харьков. Это было жутко.

Мы уехали из Харькова вовремя - спустя несколько дней именно эти выездные дороги начали обстреливать. Люди погибали, даже не уехав далеко от города.

Моя жизнь изменилась. Мне больно, что я не могу поехать забрать своего брата с оккупированной территории. Ему 10 лет, он рассказывал, что к нему там подходят русские военные пообщаться. Я слышу, как мои родные начинают привыкать к такому положению вещей. Они рады, что русские им цены на коммунальные услуги снизили. Они стараются не видеть то, что происходит на самом деле - ищут позитив. Меня это немного волнует. Я боюсь оказаться со своими родными по разные стороны баррикад. Я волнуюсь за их здоровье, за их самочувствие. Я знаю, что у них сейчас нет денег и им негде их взять. У них нет еды - есть только то, что они смогли вырастить на огороде. Но на картошке одной долго тоже не проживешь.

Я работаю в сфере информационных технологий, и у меня все в порядке с работой. Но я вижу, как страдают люди рядом. Экономика страны падает. Моя свекровь – швея, оплата ее труда снизилась вдвое. Теперь ей хватает денег только на еду. Коммуналку ей уже нечем оплатить.

Я верю, что война закончиться в нашу пользу. Но как - я даже представить не могу.