Історію подано мовою оригіналу

Людмила боялась проходить фильтрацию, поэтому прожила в Мариуполе круглый год. За это время ей пришлось увидеть много ужасов

Я выехала из Мариуполя в феврале 2023 года. Когда я пережила бомбардировки, мне оккупация уже была не страшна. Я боялась фильтрации, боялась проходить проверку на границе с «ДНР». Я работала в прачечной, где стирали сначала бесплатно, а потом по договорам с Нацгвардией и Вооруженными силами. Так что я боялась проходить проверки. Но тогда была такой фикцией эта фильтрация! У меня только ксерокопию паспорта забрали и фамилию мою записали. Тогда я уже выехала с оккупированной территории на авто. 

Утром 24 февраля у нас в подъезде уже появились ребята из теробороны, и когда я собралась на работу, они сказали, что мне лучше туда не ходить. За домом уже стояли огромные очереди на заправки. В магазинах люди все начали скупать, хотя в городе еще было тихо, еще нигде не стреляли. Я позвонила своей начальнице - ее уже предупредили, что Волноваху обстреливают серьезно, что российское наступление началось. 

Проблема с водой была в городе с первых чисел марта. Сначала свет пропал, а вскоре отключили и воду. Газ в моем доме отключили еще 26 числа. Но я не голодала, потому что поначалу еще работали магазины, например, «АТБ», и можно было еще что-то покупать. А когда в городе было безвластие, тогда уже взламывали магазины и мародерили. 

Мы подходили к магазину разграбленному, а навстречу нам шел мужчина. Он сказал, что брать продукты во время войны из магазина – это не мародерство. Мол, заходите и берите все, что вам надо. 

Потом во двор привозили продукты, конфеты коробками и просили раздавать по микрорайону. Ходили и раздавали детям и всем, кто хотел. Привозили овощи сетками из супермаркетов, из холодильников - замороженые продукты. 

Пока можно было готовить все это на улице, никто не голодал. Потом, когда начались серьезные обстрелы, когда ВСУ ушли в сторону, тогда уже не до еды было. Очень хотелось хлеба, но хлеб я увидела уже 26 марта, когда зашла в больницу. У нас в городе работала только одна больница, и в отделении реанимации работали знакомые моей дочери: ее одноклассница с мамой. Они оставили нас у себя в реанимации. Потом я там работала девять месяцев. В больницу подвозили воду и для медиков, и для нужд больницы. Воды им выделялось больше, чем для остального населения. И продуктов было больше. Там украинских продуктов было очень много. Их завозили, когда только начались военные действия. 

Я голода не испытывала никогда. Но были проблемы с водой - ее нужно было идти добывать. Пока я не попала в больницу и пока воду не стали организованно развозить по городу, мы ее просто из ручьев набирали, из заброшенных колодцев. Ходили в перерывах между обстрелами и искали воду. 

Бомбардировка самолетом – это очень страшно. Шокировало, когда горели дома по несколько дней. Дом на восемь подъездов напротив горел три дня. И его никто не мог потушить, потому что ни пожарников не было, ни воды. 

Когда начали гибнуть люди, их выносили на улицы и складывали в ряд. И они лежали там днями, потому что их никто не забирал. Закапывать тогда еще боялись, тела выносили на проезжую часть, на проспект. 

Пока в городе были украинские военные,  они всегда давали нам воду, доставали ее из машин в упаковках. Мы у них с запасом брали, чтобы раздавать людям. Наши ребята выезжали на задание и брали с собой воду, чтоб гражданским раздавать. 

Мой зять живет в Одессе. Он воевал в морской пехоте. Дочь выехала к нему раньше меня из Мариуполя. Я уехала зимой 2023-го, а она – в мае 2022-го. И через три месяца они встретились в Запорожье и расписались. 

Мое жилье снесли еще осенью 2022 года, и до сих пор у меня ничего нет. И я понимаю, что еще не скоро буду иметь свой дом. Больше всего мне хочется свое жилье. Когда закончится война, только тогда оно будет. Хочется встретиться с друзьями, со знакомыми, с родственниками. Всех разбросало по Европе, по Украине, и мы только списываемся, созваниваемся, а так – никого не видим, встретиться невозможно пока.